Невеселые подробности о кучке спекулянтов и их гнусной роли в неудавшейся судьбе лампы накаливания через два года были изложены в «Докладе к общему собранию 4 февраля 1876 года кружка лиц, разрабатывавших изобретение А. Н. Лодыгина», опубликованном в «Трудах Донского отделения РТО». Авторы доклада известны — это товарищи Лодыгина, техники по электрическому освещению броненосной эскадры Н. П. Булыгин и А. М. Хотинский, преподаватель Технологического института В. Я. Флоренсов и народник, кандидат прав В. К. Оленин, тамбовец, товарищ Сергея Кривенко.
Но во время шумного общего собрания, на котором члены кружка обвинили правление Товарищества в махинациях с изобретением Лодыгина, самого изобретателя в Петербурге уже не было — никому не было известно, куда он уехал, кроме того, что уехал надолго, оставив своим доверенным (прокурентом) Оленина.
Что же произошло? В докладе причины отъезда главного лица, а вернее, его отстранения от дел правлением, изложены подробно.
Все началось с громких имен.
Многим стало известно участие к Лодыгину великого князя Константина Николаевича, тогдашнего главы морского ведомства империи, выделившего на правах генерал-адмирала Российского флота «безвозмездно в здании Адмиралтейства место и нужную аппаратуру для производства опытов». Затем — помощь влиятельного генерала В. Ф. Петрушевского. Доброжелательное отношение к изобретателю известных ученых: академика А. М. Бутлерова, профессора В. Л. Кирпичева и директора Технологического института, будущего министра финансов России, И. А. Вышнеградского.
На эти имена, как бабочки на яркий свет, слетались петербургские толстосумы, в отличие от наивных бабочек сумевшие и погреться у огня, и при этом крылышек не опалить. Их было много.
Известный в свое время крупными махинациями при строительстве железных дорог С. П. Горсткин.
Статс-секретарь Юлий Андреевич Гагемейстер, автор знаменательных трудов «Значение денежных знаков в России», «Разыскание о древних финансах России», «О значении денег в народном хозяйстве и о вывозе их за границу» и других, демонстрирующих отменную подготовленность автора в денежных вопросах.
Титулярный советник, купец первой гильдии Федор Петрович Баймаков — рисковый коммерсант и хозяин прогоревшей в 1877 году фирмы «Товарищество» на вере Ф. П. Баймаков и К°», успевший вовремя объявить себя банкротом и оставивший тем самым пайщиков с носом.
Барон (купивший титул на свои миллионы) Гораций Осипович Гинзбург, как и Гагемейстер, грешивший литературными опусами на тему статистики и финансов.
И еще — банкиры, банкиры, банкиры… Среди них — богатый и прижимистый Эрнст Фридрих Юнкер, барон Жирард де Сукантон. Все люди многоопытные в финансовых операциях, про которых в народе говорят: «Им палец в рот не клади…»
С. А. Козлов же, человек «добродушный по натуре», как характеризуют его, но доверчивый и легко поддающийся на любые хитроумные уговоры, внес все свои наличные деньги — до 100 тысяч рублей, вскоре прогорел и, не перенеся нищеты и обмана, уехал за границу.
О С. В. Коне — помощнике и поверенном Козлова и о Н. Н. Сущове авторы доклада говорят вполне определенно: именно они, отстранив самого изобретателя, стали вести дела компании и привели ее к полному краху.
Объясняя причины появления патентов на имя Козлова и Кона, авторы доклада свидетельствуют: «Простота способа освещения, с одной стороны, с другой — расчет на громадные барыши… внушили распорядителям Товарищества мысль, отстранив Лодыгина, самим заняться изобретением этого фонаря. Все участники наперерыв бросились «изобретать», причем каждый, в чаянии захватить все выгоды изобретения, работал отдельно и по секрету от других…»
Мышиная возня вокруг изобретения была возможна еще и потому, что Лодыгин на многочисленных публичных демонстрациях доверчиво показывал серии самых разнообразных ламп, а в докладах излагал все возможные конструкции, не скрывая их хотя бы потому, что считал свое детище надежно защищенным десятилетней привилегией. Ведь в ней говорилось: «Изобретателю предоставляется право изменять вид, устройство фонарей…» Тем более что члены правления Товарищества утверждали, что заявки на патенты в США, Англию, Францию и другие страны отосланы и оплачиваются.
На самом же деле оказалось, что «из 32 привилегий две — только Русская и Английская — действительны, остальные же за пропуском срока платежа и применений безвозвратно погибли. Впрочем, впоследствии Товариществу удалось возобновить Французскую привилегию, но сила ее подлежит спору…».
Вот как в действительности обстояли дела. Самое же неприятное во всей этой некрасивой истории — утечка информации об открытии. Отправленные в 32 страны заявки на привилегии, но не оплаченные там, а также частые разъезды членов правления за границу с лампами и оборудованием для показа капиталистам-предпринимателям сделали свое черное дело — изобретение Лодыгина перестало быть тайной.
В докладе подробно рассказывается о переговорах Товарищества с известными предпринимателями в области электротехники братьями Сименс в Лондоне. Там привилегия была как будто оплачена, и имя Лодыгина, кстати, позже вошло в Британскую энциклопедию.
На первых порах переговоры с братьями об эксплуатации ими в Англии лодыгинских фонарей вели Козлов и Кон. Затем «в дело вступил Н. Н. Сущев, взявший на себя труд вновь организовать Товарищество и поставить его на ноги за вознаграждение в 10 % всего дела. По его приглашению все пайщики, числом уже до 60 человек, приняли участие в делах Товарищества. На первом же общем собрании им были предъявлены: телеграмма от Н. Сименса, удостоверяющая, что у него на новой его машине горит 50 фонарей системы Козлова, а затем письмо Сименса же, заключающее в себе вышеуказанное предложение Товариществу, причем Кон, поверенный Козлова, сообщил, что пофонарная плата определена Козловым и Сименсом по 1 шиллингу в год при обязательстве зажечь 500 тысяч фонарей в первый же год. Собрание поручило вести переговоры с Н. Сименсом Н. Н. Сущову».
Тот навострился вояжировать в Англию по нескольку раз в год, но «поездки эти не приводили ни к какому результату, так как какие-нибудь «случайные обстоятельства», так с сарказмом пишут авторы доклада, «постоянно мешали ему окончить дело с Сименсами: обыкновенно ему не удавалось-де застать обоих Сименсов вместе. Но… получаемые в то же время комитетом прямые сообщения от Сименсов как бы противоречили сообщениям Сущова и Козлова — Сименс постоянно указывал на свое полное незнакомство с изобретением А.Н.Лодыгина и работами Товарищества и поэтому просил прислать ему фонарь Товарищества для испытаний».
Фонари якобы высылались С. Коном, но Сименс продолжал отмалчиваться.
В это время Ипполит Фонтен в своем известном труде «Электрическое освещение» описал лампы Лодыгина, привезенные Коном и Козловым, причем продемонстрировал полное знакомство с ними зарубежных инженеров: «Эти лампы еще не вырабатываются в промышленном масштабе, однако образцы, изготовленные во временной мастерской, кажутся весьма замечательными с точки зрения световой отдачи. Из наших личных опытов следует, что лампы служат долго (несколько сотен часов), хотя некоторые из них перегорали почти немедленно. Это свидетельствует о большой неоднородности в производстве. Мы имеем основание надеяться, что при лучшем оборудовании производства изобретателю удастся производить лампы однородные, с большим сроком службы и чрезвычайно экономичные».
Чем не реклама? Но не знал Фонтен, что изобретатель не мог заниматься лампами, уже не имея мастерской, отвлекаемый постоянно разъездами для представления разным «нужным» лицам и за отсутствием необходимых помощников, а затем и вовсе отстраненный от дел.
Но ведь помощники были: именно авторы доклада — Флоренсов, Булыгин, Хотинский… Что делали они? Ответ в этих словах доклада: «…распорядителям удалось отстранить от участия в управлении делами Товарищества лиц, пользующихся деловой репутацией. По контракту участники делились на имеющих право голоса по делам Товарищества и не имеющих: причем лишь с согласия большинства участников, имеющих голос, они получали право голоса. Конечно, люди неблагонадежные (в смысле продажи паев) голоса не получали». (А какие средства на покупку паев могли быть у скромного преподавателя института или лейтенанта Морфлота?). «Отстранение же их имело гибельное последствие для дела: сделавшись орудием