Лошади брели дальше. Солнце садилось в ярко-красное зарево за лесистым холмом. Лили попыталась не ерзать, она закрыла глаза, но сон не приходил, а ноги сильно затекли.
Наконец экипаж въехал в ворота Брейкберна, со скрипом прокатился по длинной дубовой аллее к дому и резко остановился у подножия большой каменной лестницы.
Кучер открыл дверцу, Лили выскочила и взлетела вверх до середины лестницы, и только тогда заметила, что на верхней ступеньке ее ждет отец.
Она сделала положенный реверанс.
— Ты скучал без меня, папа?
Он не ответил, но подставил щеку в седой щетине для поцелуя.
— У нас гости, Лили.
Слишком усталая, чтобы его расспрашивать, Лили вошла под каменные своды и направилась в гостиную. Она откинула капюшон и уже снимала перчатки, как вдруг застыла на пороге гостиной, так и не сняв второй перчатки.
В большом каменном камине ревел огонь, спермацетовые свечи горели в кованом канделябре. В этом еще не было ничего необычного, раз в доме гости. Но вот чего Лили не ожидала увидеть, так это сурового мужчину невысокого роста, тщательно одетого в серый, мышиного цвета бархат и старинные кружева, беспокойно прохаживающегося из стороны в сторону по паркетному полу. Лицо его было мрачно, в движениях сквозило нетерпение, и только мгновение спустя она узнала в этом безукоризненно одетом незнакомце своего беспечного мужа.
Заметив Лили, Вилл встрепенулся. Он пересек комнату, чопорно поклонился и запечатлел на той руке, что была без перчатки, холодный поцелуй.
— Ты могла бы написать мне, что собираешься уезжать.
Лиллиана была поражена, она просто потеряла дар речи. Вилл в непривычной роли оскорбленного супруга — это было неслыханно. И что вообще Вилрован здесь делает, да еще хмурый, как туча?
— Я бы, конечно, написала, если бы только могла предположить, что тебя это в какой-либо степени заинтересует, — наконец согласилась она. — Но… как приятно тебя видеть, Вилл. Ты здесь давно?
Он опять поклонился, еще более официально, его волосы были перевязаны черным бархатным бантом. И от него пахло лавровишневой водой, на одной скуле красовалась маленькая черная мушка. Вилл был одет, как человек, собравшийся ухаживать за дамой, но он никогда так для нее не одевался, поскольку очень неохотно ухаживал за женой.
— Для меня тоже удовольствие видеть вас, мадам. Хотя этому предшествовало длительное ожидание. Мы с вашим отцом провели время не очень… в общем, не как друзья.
У Лили подогнулись колени, и она села на дубовую скамью у камина. Она чувствовала, что ее всю распирает от смеха при мысли о том, что Вилл и лорд Брейкберн были вынуждены выносить общество друг друга три долгих дня.
— Вилл, мне уж-жасно жаль. Это, наверное, было просто не-невыносимо для вас обоих.
Слегка смягчившись, Вилл немного расслабился. С особенной учтивостью он подвинул расписной экран между Лили и огнем и сел рядом с ней на жесткую дубовую скамью.
— Довольна ты своей поездкой? — вежливо спросил он. — Где ты была, что видела? Твой отец не побеспокоился сказать мне… а может быть, это я не побеспокоился спросить.
Лили развязала тесемки плаща, все еще не понимая, что это на него нашло. Она много слыхала о его изменчивом темпераменте, но никогда не видела мужа в таком настроении.
— Нечего рассказывать, честное слово. Большую часть времени я провела, выхаживая больного.
Вилл опять напрягся.
— Что ж, повезло вышеупомянутому джентльмену. Я осмелюсь предположить, что он на диво быстро поправился, при таком уходе и заботе очаровательной сиделки.
«Ах вот оно что, — подумала Лили. — И как он только может так нелепо себя вести?»
— Всегда настораживает, когда человек заболевает в таком почтенном возрасте, — семьдесят лет все- таки, — чопорно ответила она. — Но это был особенно серьезный случай.
— А-а…— выдохнул Вилл, — так это был пожилой джентльмен. — Он снова расслабился, и теперь перед ней был тот Вилрован, которого она знала. — Бедняжка Лили, — сказал он с кривой усмешкой, — неужели ты никак больше не развлекаешься, кроме как навещая больных стариков?
Лили задумалась перед тем, как ответить.
— Ну… да. Ничего более интересного, да это и не всегда особенно приятно, но я неплохо справляюсь. — И ей вдруг очень захотелось рассказать ему, каким увлекательным было ее путешествие, но, вспомнив о предостережении Аллоры, она удержалась. Он ведь, и правда, такой непредсказуемый, что разумнее проявить осторожность.
— А ты… надеюсь, ты неплохо развлекался в Хоксбридже?
— Довольно сносно, — признал он с робкой ухмылкой. — Забавно, что ты спрашиваешь. Твоя тетушка, несомненно, уже ознакомила тебя со всеми моими проступками, всеми безумствами.
Лили вздохнула. Аллора хоть и удалилась на покой в поместье, но вела оживленную переписку; как только до нее доходила какая-нибудь сплетня про Вилла, она тут же докладывала обо всем племяннице. Лили внимательно вгляделась в лицо Вилрована, может быть, он проделал весь этот путь, чтобы сказать ей что-то… но хватит ли у нее сил, если он объявит сейчас о существовании другой женщины?
— Но ты же знаешь, что мы обе были в отъезде. Тетушке потребуется несколько дней, чтобы разобраться в своих письмах, она их так много получает, — Лили постаралась свести все в шутку. — Может быть, ты лучше сам признаешься, что ты там натворил, и избавишь Аллору от трудов?
На мгновение ей показалось, что муж сейчас все расскажет. Он начал говорить, но затем его глаза потемнели, он покачал головой и стал разглядывать свои туфли.
— Какое неуместное предположение, — сказал он еле слышно. — Рассказать тебе обо всем или хотя бы половину? Как жалко я буду выглядеть, выложив перед тобой мои грехи.
К своему удивлению Лили почувствовала укол разочарования. Но ведь это нелепо. Могло ли доверие Вилла уменьшить хоть немного унижение от его неверности? Она искренне сомневалась в этом.
В тот вечер ужин в освещенной свечами столовой оказался еще более унылым, чем обычно; ели в неловком молчании, только иногда прерываемом отдельными чопорными замечаниями. Большую часть времени единственными звуками были «динь-динь-динь» — позвякивание серебряных ложек и вилок — и легкие шаги слуг, ходивших вокруг стола. Лили думала о своем, лорд Брейкберн и Аллора держались официально и отстраненно. Что касается Вилрована — он лишь едва прикоснулся к супу, баранине и красному вину.
Он не мог понять, что он здесь делает. Он прибыл в Брейкберн со смутным намерением объясниться, рассказать про дуэль, Маккея, Юлали…
Вилл хмуро посмотрел на Лили, которая сидела на другом конце стола, отделенная от него широким простором батистовой скатерти, стеклянными бокалами и расписным фарфором. Она перестала есть и слушала что-то, что ей тихо рассказывала Аллора, так тихо, что мужчины ничего не слышали. Лили улыбнулась, покачала головой. Она переоделась в красно-коричневое шелковое платье и тонкую черную кружевную шаль; несмотря на долгое путешествие, она выглядела спокойной, невозмутимой, безмятежной. Каким негодяем нужно быть, каким паршивым псом, чтобы разрушить эту безмятежность своими грязными признаниями!
Когда дамы удалились, Вилл не задержался за портвейном. Он извинился перед лордом Брейкберном, покинул столовую и вышел прогуляться по морозному саду. Там он и бродил около часа в компании голых деревьев и зимних звезд, пока мысль о Лили, которая ждет его наверху, в спальне, не согрела его кровь и не позвала обратно в дом.
«Надеюсь, что это не будет еще одна ночь мягкой снисходительности и благовоспитанной покорности», — думал он, взбираясь по лестнице.
Но она сидела в кровати и читала, и Вилл почувствовал знакомый холодок, входя в комнату.
Эта кровать с пологом была просто олицетворением респектабельности — ее идеально чистое белье, белоснежное покрывало, бесчисленные валики из конского волоса и перьевые подушки, на которых возлежала Лили. Да и сама его жена казалась высеченной из льда, в пышной белой ночной сорочке, сдержанно украшенной лентами и кружевом.
