— Это часть превосходной маскировки, — он опять сделал нетерпеливый жест. — Ты говорила, что когда ты сказала лорду Волту о том, что тебя ограбили…
— Да, они все так подробно расспрашивают. Все послы. Но они ведь заботятся только о своей безопасности, их пугает, что толстопяты так осмелели.
Вилровану стало не по себе. Что-то неладное творится в Хоксбридже: воры ничего не знают, а послы, наоборот, очень уж интересуются ограблением.
— Я вот думаю, а хорошо ли идут дела в Шенебуа, Нордфджолле, Винтерскаре и других местах? Только ли у Родарика пропало нечто бесценное?
Дайони посмотрела на него в ужасе.
— Пожалуйста, не говори так, я спать не буду. У короля везде люди, если что-то действительно не так, уж мы бы получили от них какие-нибудь вести.
— Возможно. Да, наверное. Ведь они-то все знают, что у нас происходит что-то не то, хоть и не понимают, что именно.
Когда Вилл открыл дверь своей холодной мансарды, он с удивлением увидел, что кто-то уже заходил и зажег свечи. Он остановился в коридоре, пытаясь уловить в воздухе запах духов. Существовала некая Летиция Стирпайк, самая беззастенчивая и настойчивая из фрейлин Дайони, которая полюбила являться к нему незваной гостьей, несмотря на холодный прием, который он ей всегда оказывал. В воздухе действительно витал слабый аромат, но пахло скорее цветами апельсинового дерева, чем жасмином. Когда Вилл вошел в комнату, человек, облаченный в роскошный бархат цвета сливы и серебряные кружева, медленно поднялся со стула и одарил его долгим тяжелым взглядом сквозь драгоценный монокль.
— Я уже начал считать тебя погибшим. Но, я вижу, ты силен и духом и телом, пострадала только твоя память.
Вилл робко ухмыльнулся.
— Ты, несомненно, собираешься мне сказать, что я забыл о каком-то обещании. Прости меня, пожалуйста, Блэз, но что бы это ни было, оно совсем вылетело у меня из головы.
Трефаллон отмахнулся от этих извинений жестом холеной белой руки.
— Мы договорились нанять экипаж и навестить мою семью в Кроусмеаре. Но не беспокойся, прошу тебя. Какие бы встречи ни задержали тебя в борделе, они, несомненно, были более важными.
Вилл со стоном сбросил шляпу на пол и упал в кресло.
— И ты потратил весь вечер, ожидая меня здесь, чтобы выслушать мои объяснения.
Самое отвратительное в этой секретности было то, что Виллу не разрешалось рассказать Блэзу о пропавшем Сокровище.
«Ничего не имею против вашего Трефаллона, — сказал король, — но не понимаю, как он может нам пригодиться в возвращении Машины Хаоса».
Так что объяснить Вилл ничего не мог, и ему страшно было представить, что его друг думает о его нынешнем поведении.
— Чем ругать тебя, Вилрован, я лучше тебя накормлю. Не знаю уж, чем ты там занимался, но вид у тебя худой и изможденный, что меня несколько удручает. Пойдем-ка со мной в «Беса и бутылку», и я угощу тебя ужином.
Вилл обдумал это предложение. Не меньше, чем голод, его мучила усталость. И хотя ужин в таком трактире, как «Бес» — знаменитом своим элем и огромными многослойными пирогами с сельдью, пикшей, треской, семгой, осетриной и миногами, — это в сто раз лучше, чем все, что можно найти в казармах, вряд ли он мог там появиться в таком виде.
— Ну хорошо, — решил Вилрован наконец, — я позову Своллоу и постараюсь тебя сильно не задерживать.
Он пересек комнату и сильно дернул бархатный шнурок звонка, потом снял пальто и бросил его на стул. Когда он обернулся к Блэзу, то обнаружил, что тот пристально за ним наблюдает с озабоченным лицом.
— Что еще?
— У тебя кровь идет. Вилл, черт тебя побери, ты что, даже не заметил?
Вилл посмотрел на свой правый рукав, который он перевязал лоскутом грязного муслина часов двенадцать назад. Там было свежее красное пятно.
— А… Опять, что ли, началось? Я-то думал, уже перестала, это была пустяковая царапина. Прошлой ночью ножом пырнули.
— Ты… ты дрался… на ножах? — По виду Трефаллона было видно, что он не верит ни единому слову. — Дорогой мой Блэкхарт, с каких это пор ты носишь с собой нож?
— С сегодняшнего дня буду. Мне пришлось одолжить кое у кого, и он оказался чертовски неудобным. Пожалуйста, не волнуйся за меня. Это было на спор, так что никто сильно не пострадал. — Ему не хотелось упоминать о стычке в переулке, из-за которой рана и начала опять кровоточить. Если Блэз узнает, он, скорее всего, согласится с Ником и вызовет какого-нибудь дурацкого коновала.
Усевшись обратно в кресло, Вилл все еще возился со своими высокими сапогами, когда Блэз поднял со стола какое-то письмо и внимательно рассмотрел в монокль.
— Что это? Похоже, что-то довольно важное.
Вилл протянул руку за бумагой, взял ее и перевернул, чтобы рассмотреть печать. На красном сургуче была выдавлена монограмма Родарика.
— Интересно, и давно оно здесь? — Он сломал печать, развернул плотный лист тисненой бумаги и без особого энтузиазма прочел содержимое.
Это был вежливый приказ посетить короля, но не в его покоях во дворце, а дома у одного из рекомендованных деканом профессоров Малахима. Устроить эту встречу оказалось труднее, чем думали Вилрован и король, потому что обоих ученых не было в городе. Но сейчас, судя по всему, или один из них, или оба сразу вернулись.
Вилл сжал письмо в руке, сминая бумагу. Он чертовски вымотался и меньше всего на свете хотел теперь провести остаток дня в тоскливом обществе двух хоксбриджских преподавателей. И при лучших обстоятельствах он бы отдал все что угодно, чтобы уклониться от этой встречи.
Но, вытащив карманные часы и открыв их, он увидел, что уже больше шести. А Родарик ждал его с пяти до восьми.
— Прости меня, Блэз, но, похоже, меня пригласили на какой-то дурацкий обед в университете. — Он поднял с пола сапог, постучал им об пол, стряхивая грязь, и натянул обратно на ногу.
— Но, Вилл… послушай, Вилрован! Ты ведь не собираешься ехать туда в таком виде?
— Нет времени переодеваться, — сказал Вилл, натягивая второй сапог, надевая пальто, нашаривая шляпу и направляясь к двери. В его глазах сверкнуло злорадство. — Боюсь, почтеннейшим профессорам придется принимать меня таким, каков я есть. — И все-таки он приостановился на пороге, чтобы снять бабушкино кольцо и положить в карман.
19
Вилрован ехал по городу в трескучей повозке. Снегопад действительно начался, и холодный ветер горстями швырял мелкие твердые снежинки в круглые окна повозки.
Университет Хоксбриджа, это древнее и почтенное святилище науки, представлял собой бескрайний лабиринт библиотек, студенческих комнат, лекционных залов, театров, лабораторий, келий, часовен и рощ, которые занимали шесть квадратных миль на восточном побережье реки. Он был разделен на тринадцать колледжей — как говорили, по одному на каждый месяц года. Величественный Корнелиус — с его усыпанными звездами куполами и золотыми шпилями, с его факультетами математики, астрономии и навигации. Джулиан — с высокими каменными стенами, тенистыми аллеями и таинственными оградами, куда потоком устремлялись молодые люди, чтобы изучать право и риторику. Манассе — с его Садом Лекарственных Растений и огромным Хирургическим Залом. Галериус, знаменитый своим Музеем Естественной истории. Джасинт, где изучали музыку и мастерство создания музыкальных инструментов. Старый и мрачный Жертвенник, где среди преподавателей были одни левеллеры. Нодье, Августус, Флеммель и Джимини — с их фантастической архитектурой, богатой историей, обширными знаниями и традициями; Хатор и Никодемус, похожие на фантастические города, плывущие но реке. Но самым древним
