них как-то вместе работала. А с Вицеком бегала в школу. Теперь понимаю, что была дура.
– Адамяка убили 25 июня. Откуда вы знаете, что отец и Гробельный находились тогда в Ковалево? Трудно вспомнить, что делалось неделю назад, а прошло два месяца.
– Я узнала о смерти Адамяка на следующий день, это была среда, 26 июня. И сразу подумала, не тятенька ли с ним разделался. Но я помню, что накануне, во вторник, мы целый день перебирали и пропалывали свеклу – тятенька, Витек, я и две соседки, нанятые для этой работы. А когда стемнело, к нам пришел Ян Копыт и вместе с нашими мужчинами полночи ремонтировал трактор. Солтыс наверняка об этом также помнит.
Барбара Шливиньска поблагодарила Ганну за информацию и снова предупредила ее, что об их разговоре никто не должен знать. Ян Копыт подтвердил алиби обоих мужчин. Они действительно работали на свекле, а потом вместе с ним – а он считался лучшим деревенским механиком – до полуночи ремонтировали сломанный трактор Низёлека.
Милиция произвела обыск в домах всех членов банды Адамяка. Искали недолго. В кармане куртки Тадеуша Янушевского нашли нож, по виду похожий на тот, который описала Ганна Низёлек. Янушевского поместили в милицейскую КПЗ. Нож отослали в Катовице на экспертизу. В выемке ножа были обнаружены следы человеческой крови, группа которой соответствовала группе крови Винцента Адамяка.
Вооруженная данными экспертизы, Барбара Шливиньска начала официальный допрос задержанного. Записав данные о личности Янушевского, поручник показала ему нож.
– Это ваш?
– Мой. А что, уже нож нельзя иметь?
– Вы сами хорошо знаете, что без разрешения нельзя иметь огнестрельное оружие. О кастете или стилете (а этот нож можно назвать стилетом) вообще речи нет, так как на них разрешение не выдается.
– Впервые слышу.
– Допустим. Откуда он у вас?
– Купил.
– У кого?
– Я не спрашивал фамилию. Дал две сотни, нож мне понравился. А что, нельзя? – повторил задержанный.
– Такое оружие покупать нельзя.
– Я уже сказал вам, что не знал об этом.
– Нож будет конфискован.
– Жаль. Куплю другой. И чтобы сказать мне об этом, вы два дня держите меня в арестантской?
– Нет. Не поэтому. Мне действительно есть что сказать вам.
– А я ничем не интересуюсь. – Янушевский все больше наглел.
– Тем не менее я скажу. В ваших показаниях нет ни слова правды.
Молодой хулиган рассмеялся.
– Нож, – продолжала Шливиньска, – принадлежал Адамяку.
– Именно у него я и купил, за две сотни.
– Вечером 25 июня, в кустах у Стружанки?
– Что такое?
Шливиньска открыла стол и вынула экспертное заключение.
– На ноже обнаружена кровь Адамяка. Форма и размер ножа соответствуют ране в груди убитого. Адамяк был убит этим ножом.
Только теперь Янушевский понял, что шутки кончились и нужно спасать собственную шкуру.
– Так я вам, пани поручник, все расскажу. Как на святой исповеди.
– Слушаю.
– В Забегово в начале июня находились молодые немцы из Западного Берлина. Адамяк, который немного понимал по-немецки, крутился возле них. У них были такие ножи. Вицек хвалился, что купил один за две сотни, но скорее всего, украл. Мы все завидовали ему. Палюх даже предлагал ему за нож пять сотен, но Адамяк не согласился.
– А как этот нож оказался у вас?
– Я честно говорю, пани поручник. Когда Вицека кокнули и когда менты, извините, милиционеры, пришли к его матери, я вместе с другими рванул на речку. Но там уже была патрульная машина и близко нас не пустили. Только ноги Вицека я увидел издалека. Когда возвращался домой, смотрю – на лугу что-то блестит. Подхожу ближе. Нож, тот самый, Адамяка. Теперь он ему уже не был нужен. Ну, я и взял его себе. Каждый бы так поступил, разве нет?
– Следы крови вашего приятеля на ноже вас не смутили?
– Никакой крови я не видел.
– Странно. Экспертиза через столько недель обнаружила, а вы тогда ничего не заметили.
– Я Адамяка не убивал. Да и зачем? Во вторник мы пили с ним пиво. В том ларьке у железнодорожного вокзала. Потом он исчез, так как деньжата у него кончились, а никто не хотел одолжить. Я остался. Пан
