проворковала Джессика, в очередной раз с удовольствием пообедав в местном ресторанчике.
— Нам надо поднять тост за Беатриче Маласпину. Это ей мы обязаны таким счастьем.
— Только бы меня не выследили.
— Мадам Дуасно придержит бланки, которые мы заполнили, до нашего отъезда; она говорит, что у нее нет времени на полицейских. Кроме того, репортеры будут караулить возле дома твоих родителей.
— Да, но они станут наводить справки в деревне и кто-нибудь непременно скажет им, что мама с папой в отъезде и что меня тоже нет.
— Это потребует времени, так что пока все идет хорошо, просто не думай об этом. Ладно, если я хочу вовремя поспеть на встречу с французским адвокатом, к которому отправил меня мистер Уинторп, пора трогаться.
Французский адвокат оказался галльской копией Уинторпа — сухощавый и в темном костюме. Но он все-таки снизошел до того, что сообщил Делии: на «Вилле Данте» к ней присоединятся еще трое, также упомянутых в завещании Беатриче Маласпины. «Если, конечно, они приедут», — добавил законник.
— Он наотрез отказался сообщить мне о них что-либо еще, — вернувшись с этой аудиенции, рассказывала Джессике подруга. — Как воды в рот набрали. До того скрытные все эти семейные поверенные — что британцы, что французы. Будем надеяться, что итальянцы окажутся более разговорчивыми.
— Значит, ты так ничего и не выяснила о Беатриче Маласпине?
— Ничего ровным счетом. Ни о ней, ни о «Вилле Данте». Ты отдаешь себе отчет, что эта самая вилла вполне может оказаться каким-нибудь дешевым пансионом, а Беатриче Маласпина — старой чудачкой, принимавшей на постой заезжих англичан?
— Вполне может быть. Или это окажется дом в какой-нибудь итальянской глухомани.
— Адвокат показал мне это место на карте. Рядом с местечком Сан-Сильвестро. Место живописное и историческое — так он сказал, но я не знаю, имелась ли в виду вилла или городок.
— И никаких подробностей о твоих сотоварищах по завещанию?
— Никаких. Я специально спросила, когда они должны прибыть на «Виллу Данте», но законник лишь ответил, что нам всем надлежит быть там до конца месяца.
— То есть у нас еще масса времени и мы можем с удовольствием провести в Париже еще несколько дней, — обрадовалась Джессика. — Давай опять сходим в магазинчик, где видели те божественные шелковые пижамы.
— А ты не хочешь прикупить какой-нибудь летней одежды? В Италии может оказаться жара.
Мелдон удивилась:
— Разве в Италии не всегда жара?
— Нет, — покачала головой Делия. — Помню, как-то раз в марте я пела во Флоренции — мне было так холодно, как никогда в жизни. Выпало шесть дюймов снега. Люди смеялись над моим изумлением и говорили, что итальянская зима — самый ревностно охраняемый итальянский секрет. С другой стороны, однажды я буквально испеклась в Милане в апреле — так что ничего нельзя предугадать.
— Я взяла несколько летних платьев, шорт и купальные принадлежности — на случай жары мне этого хватит.
Подруги сидели за столиком летнего кафе неподалеку от Нотр-Дама, наслаждаясь аперитивом и размышляя, куда пойти пообедать. Город проступал из весенних сумерек морем мерцающих огней. Путешественницы смотрели на текущий мимо людской поток. Вот мужчина с болтающимся на пальце аккуратно обвязанным свертком; женщина с весело ковыляющим, похожим на куклу ребенком; пара ночных бабочек на высоких каблуках — маленькие меховые воротники эффектно обрамляют броско накрашенные лица; офицер, который, на секунду притормозив, стрельнул в них глазами, а потом, не без колебаний, двинулся дальше; молодая парочка, почти подростки: ее рука обвивает его талию, а он, в свою очередь, тесно прижимает девушку к себе, покровительственно обняв за плечи, — при этом свободные руки их сплетены.
— Нравится мне ее прическа, — лениво проговорила Делия. Но подруга не слушала. Она окаменела, пожирая глазами фигуру, привалившуюся к чугунному столбу.
— Джайлз Слэттери! Вон там, в своем любимом макинтоше. Я его где угодно узнаю.
— Тебе мерещится, — поморщилась Воэн. — У страха глаза велики. Множество мужчин носят такие же.
Но Джессике не мерещилось. Нет, она была уверена: это Слэттери. Его макинтош, залом шляпы, поза человека, привыкшего часами расслабленно стоять, наблюдая и выжидая, — все детали были до омерзения знакомы. Она потащила Делию внутрь кафе и, встав у окна, уставилась наружу, поверх нарисованных на стекле букв.
— Вон стоит, прислонившись к фонарю, видишь? Раскуривает одну из своих мерзких сигар, которые вечно торчат у него изо рта.
Из-за ее плеча Воэн увидела лицо мужчины, на миг озаренное вспышкой огня.
— Боже, ты права.
— Никаких сомнений. Как ты думаешь, он знает, где мы остановились?
— Скорее всего. Слэттери, должно быть, следовал за нами от самого отеля; иначе как проклятый газетчик узнал бы, что мы в этом кафе? Быстрее, здесь должен быть второй выход! Давай расплатимся и выйдем через черный ход.
Подруги скользнули в грязный вонючий проулок, с грудой мусора у стенки и осклизлым булыжником под ногами. В конце проулка чудесным образом нарисовалось такси, которое через несколько минут домчало их до отеля.
— Ты иди за машиной и жди меня за углом, — распорядилась Делия, когда они выскочили из машины, — а я побросаю вещи в чемоданы и расплачусь с мадам.
Воэн пулей ринулась к двери гостиницы, а Джессика прокричала вслед:
— Скажи ей, что мы едем в Австрию и Германию. Чтобы сбить Слэттери со следа!
8
— Мистер Гримонд немедленно требует вас к себе, мистер Брайант, — сообщила секретарша в приемной. — Сказал: как только вернется!
— Есть у меня время выпить чаю? — спросил Брайант, глядя на прикрытую блюдцем чашку, рядом с которой лежало печенье с заварным кремом.
— На ваш страх и риск. Шеф рвет и мечет.
— Пожалуй, лучше покончить поскорее с этим делом, — со вздохом произнес молодой человек.
Кабинет Гримонда был начисто лишен цвета. Расположенный на третьем этаже красного кирпичного здания по улице Куин-Эннз-Гейт, он выходил окнами на Сент-Джеймс-парк, или, вернее, выходил бы, не отгородись его обитатель от пейзажа двумя тусклыми, потертыми шторами. Пол был застелен квадратным серым ковром, точь-в-точь такого размера, какой соответствовал рангу и назначению учреждения, а на ковре стоял темный деревянный стол с поцарапанной столешницей, обтянутой кожей, заваленный папками из буйволовой кожи. Весь облик Гримонда: черные с проседью волосы, выцветший твидовый костюм, коричневый галстук — вполне соответствовал строгой умеренности помещения. Шеф сидел на деревянном вращающемся стуле, который зловеще скрипел при каждом его движении.
— Вы хотели меня видеть?
Гримонд поднял голову:
— Пришли, наконец? Итак. Пропал человек. Некий Джордж Хельзингер. Доктор Хельзингер. Элис запросила папку с его делом. Ознакомьтесь с ним, а затем садитесь на ближайший поезд до Кембриджа.
— До Кембриджа?
— До Кембриджа. Холодный город на краю Болот.[5]
