слов.
— Я… э-э… да, Элиза, Кэмдена видели сегодня ночью.
— О господи. — В трубке раздался всхлип, затем повисла пауза. — Стерлинг… он… прошу, скажи мне, что он жив.
Черт. Он не собирался говорить с ней на эту тему по телефону. Он намеревался предупредить, что едет и хочет кое-что сообщить, но Элиза не могла оставаться спокойной. Она отчаянно желала знать правду, и Чейз больше не в состоянии был ее скрывать.
— Элиза, новости не очень хорошие. — В трубке стояла неприятная, оглушительная тишина. Чейз начал излагать факты: — Кэма засекли сегодня ночью в группе Отверженных. Я сам видел его в доме наркодилера, который занимался производством и распространением «малины». Элиза, Кэм в плохом состоянии. Он… господи, у меня язык не поворачивается сказать тебе это. Слишком поздно… Он заразился Кровожадностью и стал Отверженным.
— Нет, — после долгой паузы произнесла Элиза. — Я тебе не верю. Ты ошибаешься.
— К сожалению, я не ошибаюсь. Хотя очень хотел бы. Я видел его собственными глазами, а потом воины показали мне запись, съемка велась через спутник. Он вместе с другими юношами из Темной Гавани, которые тоже превратились в Отверженных, напал на человека прямо на улице.
— Я хочу видеть эту запись.
— Нет. Поверь, лучше тебе не…
— Стерлинг, послушай меня. Кэмден — мой сын. Он все, что у меня осталось. Если он сделал то, о чем ты говоришь, если он превратился в зверя и у тебя есть доказательства, я имею право увидеть это.
Чейз барабанил пальцами по капоту черного «порше», понимая, что воины не одобрят, если он привезет постороннюю женщину в бункер Ордена.
— Стерлинг? Ты меня слышишь?
— Да, слышу.
— Если тебе дорога память о брате, если ты хоть немного обо мне заботишься, позволь мне увидеть сына.
— Хорошо, — сдался Чейз, успокаивая себя тем, что если он и согласился оказать ей столь сомнительную услугу, то, по крайней мере, будет рядом и сумеет подхватить ее, когда она упадет в обморок — У меня кое-какие дела на поверхности, потом я заеду за тобой в Темную Гавань, буду примерно через час.
— Хорошо, я жду.
Невероятно приятное тепло вернулось, Тесс ощутила его прилив сквозь окутывавший ее мрак. Все ее существо потянулось к этому теплу, его чудесному аромату и вкусу, который наполнял ее огнем. Сознание затуманивалось, оставались лишь тонкие ниточки света, словно ее тело медленно оттаивало, его клетки постепенно оживали после долгого холодного сна.
— Пей, — уговаривал ее тихий низкий голос.
И она послушно и жадно пила, тепло проникало внутрь, и начиналось пробуждение, оно зарождалось в кончиках пальцев рук и ног и электрическими разрядами пронизывало все тело.
— Молодец, Тесс, сделай еще глоток. Пей, ангел.
Она пила и не могла остановиться, даже если бы захотела. Казалось, с каждым глотком ее жажда только усиливается, словно в ее недра поступало горючее, которое поддерживало разгорающийся огонь. Тесс чувствовала себя младенцем, припавшим к материнской груди, — слабым и беззащитным, нуждающимся в единственно доступной ему пище, от которой зависит сама жизнь.
И ей давали эту пищу. Она приблизилась к самой границе, за которой — смерть, возможно, даже пересекла эту границу, но тепло, этот темный эликсир, вернул ее назад.
— Еще, — прохрипел ее голос. По крайней мере, ей казалось, что она произнесла это слово. Голос был какой-то далекий и слабый. — Еще…
Тесс содрогнулась, когда тепло вдруг исчезло «Нет!» — в панике подумала она. Он покинул ее. Ее ангел-спаситель покинул ее, вместе с ним она лишилась эликсира жизни. Тесс слабо застонала, из последних сил протягивая непослушные руки.
— Данте…
— Я здесь. Я с тобой.
Страх отпустил, когда она ощутила рядом с собой что-то большое и теплое. Она почувствовала сильную руку, приподнявшую ее голову. Теперь голос звучал ближе. Тесс ощутила губами упругую шею и еще что-то влажное и теплое.
— Иди сюда, Тесс, пей мою кровь. Возьми столько, сколько тебе нужно.
Пить его кровь? Часть ее затуманенного сознания слабо отвергала это невероятное, недопустимое предложение, но та его часть, которая беспомощно барахталась во мраке, с отчаянием ухватилась за этот шанс. Губы Тесс зашевелились, принимая то, что Данте предлагал ей.
Она сделала большой, жадный глоток, наполняясь живительной силой.
О черт!
Как только Тесс припала к его шее, все тело Данте напряглось подобно туго натянутой тетиве лука. Жадные движения ее губ, соблазнительные прикосновения языка, судорожные глотки — все это вызвало у него мгновенную и очень сильную эрекцию. Данте никогда не испытывал ничего подобного. Впервые жизни он давал свою кровь. Данте всегда брал — ради насыщения или ради удовольствия, но никогда прежде не имел дела с Подругой по Крови.
С женщиной, которая волновала его так, как Тесс.
И то, что она пила его кровь, повинуясь инстинкту, потому что сейчас только это могло вернуть ее к жизни, действовало на него крайне возбуждающе.
Невероятно, но это оказалось самой эротичной лаской, буквально сводящей его с ума. Со стоном Данте вцепился в шелковые простыни.
Руки Тесс, державшиеся за его плечи, начали судорожно сжиматься в такт глоткам, и мышцы его тела непроизвольно откликались. Данте чувствовал, как с каждой минутой к Тесс возвращается жизнь. Ее дыхание стало глубже и ровнее.
Нараставшая в ней энергия действовала на Данте как афродизиак. От него потребовались огромные усилия, чтобы не сжать ее в объятиях и не удовлетворить собственные потребности.
— Пей, Тесс, — подбадривал Данте, ощущая, как под напором жажды и страсти удлинились его клыки. — Не останавливайся. Это все тебе. Только тебе.
Она придвинулась к нему ближе, ее упругие груди прижимались к его груди, ее бедра… Господи, они, повинуясь инстинкту, волнообразно двигались в такт глоткам. Данте перевернулся на спину и лежал насколько мог неподвижно, сердце колотилось, он закрыл глаза, отдавшись изощренному, мучительному наслаждению.
Данте не отличался сдержанностью и самообладанием, но ради Тесс мог терпеть эту муку хоть всю ночь. И он получал от этого удовольствие, хотя собственная неутоленная страсть терзала и разрывала его на части.
Он лежал, впитывая каждое движение ее тела каждый тихий стон, который она издавала.
Так могло продолжаться бесконечно долго, если бы Тесс, не отрывая губ от шеи, не забралась на него. Ее волосы упали ему на грудь, тело, уже теплое, соблазнительно двигалось. Данте выгнулся, приподнимаясь.
Тесс ногами обхватила его бедра, как будто они обнаженные занимались любовью. Даже сквозь спортивные брюки Данте чувствовал жар ее тела. Ее трусики были мокрыми от возбуждения, ее аромат дурманил Данте.
— Господи, — выдохнул он, хватаясь руками за спинку кровати.
Тесс двигалась все быстрее, ее тупые человеческие зубы впивались ему в шею, а рот работал, всасывая кровь с невероятной жадностью. Данте чувствовал, что она приближается к оргазму. Они кончили почти одновременно. Данте казалось, что сладостные конвульсии будут длиться вечно, пока Тесс находится сверху, погруженная в глубокий фантастический сон.
