Во-первых, мне было любопытно. Я не могла поверить, что два здоровенных тела могут просто быть уничтожены какими-то химикатами. Как оказалось, могут. Только в ванне я нашла несколько волосков… Ее вымыли, сказал Саша, а потом показал мне на банку с каким-то раствором, стоявшую внизу. Этой банки у меня раньше не было. Когда вернешься, обязательно снова обработай ванну этим раствором, велел Саша. Хотя ее уже обрабатывали дважды, но лучше перестраховаться. А потом пару раз тщательно вымой горячей водой с мылом.
Вообще у меня появилось желание поменять место жительства. Воображение у меня работает неплохо, так что я могла представить жуткую картину… Не уверена, что сама смогу еще раз влезть в эту ванну. Но сейчас мне, конечно, не до обменов квартир.
Затем я попросила Сашу оставить меня в комнате одну. Он вначале не хотел, даже пришлось топнуть ножкой, после чего он опять буркнул что-то себе под нос, но меня покинул. А я восстановила запасы серной кислоты у себя в сумочке. Надо всегда иметь при себе, как показывает жизненный опыт.
Крикнув Саше, что он может заходить, я поинтересовалась, почему пока не могу тут жить. Из-за отравляющих паров, витающих в воздухе?
– Ты что, дура? – посмотрел он на меня, как на умалишенную.
Я удивленно на него вылупилась.
– Тут же к тебе нужно охрану приставлять на двадцать четыре часа в сутки.
– А на даче у Петра Петровича не нужно?
Саша хохотнул и заметил, что к Багаеву может сунуться только полный идиот, Иса же таковым не является. Я сказала, что охраны там – один Сережа. Это ничего не значит, рявкнул Саша и в очередной раз заметил, что я сую свой нос куда мне не следует и вообще пора научиться выполнять то, что говорят.
– Ладно, поехали, – сказала я.
В машине Саша снова стал само очарование и спросил, что я думаю насчет нашего официального бракосочетания. Я сказала, что размышляю над этим вопросом. Саша пел песню о том, как ему хочется обо мне заботиться, а также рассказывал, что каждый день самолично приезжает в мою квартиру и ее проветривает, чем намерен заниматься и в ближайшие дни. Хотя мне эта жилплощадь не должна понадобиться в обозримом будущем: мы же будем жить у него, не так ли? Я подумаю, опять сказала я.
И что это он воспылал ко мне такой любовью? Где тут собака зарыта? Или целый слон?
Я попросила высадить меня у рынка (чтобы сбить Сашку со следа), заявив, что поймаю тачку к Ириной больнице. Ему же по делам надо ехать? Милый страстно меня поцеловал, сказал, что любит всей душой, и отъехал. Я для виду зашла внутрь рынка, покрутилась там минут пять, вышла и поймала машину, чтобы ехать к дому, где жила до недавнего времени.
Я хотела взглянуть на свое свидетельство о рождении, которое осталось в квартире родителей, как и их свидетельство о браке. Съезжая, я забрала те документы, которые хранились в моей комнате – паспорт, студенческий билет, свидетельство о среднем образовании, а про свидетельство о рождении забыла. Почему-то меня не оставляла мысль о недоношенности. Я думала выяснить, во-первых, через сколько месяцев после свадьбы родителей появилась на свет, а если срок превышает девять месяцев – то, через ЗАГС в котором меня регистрировали, уже искать роддом. Или, по крайней мере, хотела спросить в ЗАГСе, где могу точно выяснить интересующий меня вопрос – может, в архиве, а может, еще где-то. Но начинать я решила с информации, которая есть дома.
Расплатившись с частником у парадного, столкнулась в дверях с соседкой с первого этажа, выводившей на прогулку трехгодовалого мальчика.
– Ой, Ксения, что-то тебя давно не видно! – воскликнула та.
Я сказала, что переехала.
– Ой, а мы все ищем, ищем обмен, но на первый этаж никто не хочет ехать! Ведь у меня Вадик постоянно болеет. И ничего не сделать! Мы же уже линолеум снимали, пол накатывали, но все равно такой холод снизу идет. И какой урод эти дома проектировал? Сама бы собственноручно за ноги вниз головой подвесила. И топят-то теперь отвратительно. Никакие обогреватели не помогают. Чиновников бы этих зажравшихся в мою квартиру запереть этак на месяцок, чтобы подумали, на что средства расходовать!
Соседка ругала чиновников, периодически переключаясь на болезни своего Вадика и регулярные посещения поликлиники, а у меня тем временем в голове зрел новый план действий.
Схожу-ка я в поликлинику. Интересно, вспомнит ли меня Алла Аркадьевна, если она вообще еще осталась нашим детским участковым. Я как раз уточнила у соседки. Работает, сказала она.
Не заходя в квартиру и с трудом улизнув от говорливой дамочки, я пешком направилась в детскую поликлинику, в которой уже не была… не помню точно, сколько лет. Но меня сюда водила мама…
Я разделась в гардеробе и по памяти нашла кабинет Аллы Аркадьевны. Только бы сейчас были часы приема! Перед дверью никто не сидел, и у меня в душе все опустилось. Неужели зря пришла? Ничего, тут же успокоила я себя, выясню, когда Алла Аркадьевна бывает, и приду вовремя. Дура, не сообразила даже конфет купить. Может, и лучше, если ее сейчас нет. Неудобно получается.
Пока я раздумывала, дверь в кабинет отворилась и из него вышла пожилая женщина со взбитыми седыми волосами, вставила ключ в замок и стала поворачивать. И только в этот момент я поняла, что передо мной именно тот человек, которого я ищу. Я не узнала Аллу Аркадьевну в первый момент, я помнила ее моложавой статной женщиной, теперь плечи опустились, она стала меньше ростом (или я воспринимала ее по-другому?), а как постарела…
– Алла Аркадьевна! – окликнула я ее, когда она уже шла по коридору в другую сторону.
Женщина остановилась и обернулась. Прищурилась подслеповатыми глазами.
– Простите?
– Я – Ксения Колобова, – подошла я поближе. – Может, вы меня помните?
– Ксенечка? – Алла Аркадьевна разглядывала меня внимательно. – Да тебя не узнать! Так выросла! Такая красавица! Так хорошо одета!
У меня чуть не вырвалось, что это Аллу Аркадьевну не узнать, да и на мне не было надето ничего особенного. Но ведь недаром столько говорят о плачевном состоянии нашей государственной медицины. Мне-то хотя и довелось на днях побывать в двух больницах, но в платных отделениях, врач же государственной детской поликлиники явно получает немного.
– Алла Аркадьевна, могу я… с вами поговорить?
– Да, конечно, Ксенечка. – Женщина продолжала меня рассматривать. – О чем?
– Простите, но мы не могли бы пройти в кабинет? – предложила я, заметив в другом конце коридора двух женщин в белых халатах, приближающихся к нам.
Алла Аркадьевна кивнула, снова достала ключ, слегка дрожащей рукой вставила в замок, повернула и пропустила меня вперед. В кабинете было прохладно – как и всегда, насколько я помнила. Только в те годы, что я бывала здесь, воздух казался свежим, теперь же – холодным.
Алла Аркадьевна опустилась за свой стол, я села напротив, где всегда сидела моя мама. Врач достала из сумочки очки в старушечьей оправе и нацепила на нос. В моих глазах явно промелькнуло удивление, поэтому Алла Аркадьевна посчитала нужным взяться за объяснения:
– Все еще стесняюсь носить на улице, – грустно улыбнулась она. – А на работе обязана. Дай я на тебя еще посмотрю… Да, изменилась… Современная деловая женщина, как теперь в газетах пишут.
– Я не деловая женщина, – заметила я.
– Ну… тогда уверенная в себе девушка, которая знает, чего хочет.
Я могла бы подписаться только под последним утверждением, но не стала больше ни поправлять, ни комментировать высказывания врача. А вообще Алла Аркадьевна права: я очень сильно изменилась.
– Как мама? – поинтересовалась Алла Аркадьевна.
– Мама умерла, – сообщила я. – Месяц назад.
– Прости, Ксения. Я не знала. Мои соболезнования. А что такое? Я помню ее такой свежей, румяной, пышущей здоровьем. Сердце? Она долго болела?
Я не решалась сказать правду. Алла Аркадьевна заметила мое замешательство и спросила тихим голосом:
– Она умерла не своей смертью?
– Она покончила с собой, – посмотрела я в глаза пожилой женщине. – И я пытаюсь узнать почему. Думаю, что вы можете мне помочь.
