воспрянуть, выбраться наружу, взять верх над человеком, а там уж вершить дела по своему желанию и разумению.
Авалон всем сердцем молилась, чтобы змея оказалась слабей человека, — но когда она видела Маркуса, ощущала на себе его холодный взгляд, ей становилось все страшнее. Маркус ею недоволен. До сих пор он терпел ее отказы, но что, если в следующий раз змея вырвется на свободу и убедит Маркуса покорить Авалон силой? Он ведь, в конце концов, сын своего отца…
Авалон пристроилась отдохнуть в комнате, которая располагалась в углу донжона. Нынешний урок выдался особенно сложным. Из почти ребяческого желания поддеть Маркуса Авалон показала своим ученикам прием, которым она сбила его с ног. Маркус на этот укол лишь едва заметно повел бровью, словно забавляясь. Он ни на миг не отвел от нее пристального холодного взгляда. Притворяясь, что ничего не заметила, Авалон с удвоенным усердием продолжала занятия. Теперь она так выбилась из сил, что позволила себе устало растянуться на широкой лавке, застеленной шкурами.
Эту комнату показала ей Грир, одна из «нянюшек». По словам Грир, когда-то в этой самой комнате супруги прежних лэрдов занимались вышиванием. Авалон предпочла не гадать, почему Грир решила привести ее сюда. Сама она не умела и не собиралась учиться вышивать, но эта комната ей понравилась с первого взгляда. Стены были увешаны гобеленами, на которых изображались нарядные дамы и единороги;
на полу лежал роскошный, хотя и кое-где вытертый, ковер с изысканным цветочным узором.
Но самое главное, в этой просторной комнате было несколько больших сводчатых окон со стеклами, редкостная роскошь даже в замках английской знати, не то что в родовом жилище небогатого шотландского лэрда. Здесь Авалон не мучил всегдашний страх замкнутого пространства.
Авалон даже тайком ото всех провела здесь вчерашнюю ночь. Всякий раз, просыпаясь в темноте, наслаждалась тем, что в застекленные окна струится зыбкий звездный свет.
— Кажется, она здесь, — прозвучал в коридоре громкий женский голос, и Авалон вздрогнула от неожиданности. Душевный покой, охвативший ее в этом уютном прибежище, мгновенно развеялся как дым.
Нора — голос в коридоре принадлежал именно ей — распахнула дверь, и в комнату стремительно вошел Маркус, а с ним — еще около дюжины мужчин и женщин.
При виде Маркуса дремавшая химера встрепенулась, и Авалон торопливо села.
Маркус, увидев ее, на миг замер, но тут.же снова шагнул вперед. Губы его искривила странная гримаса.
— Авалон, — только и сказал он.
— Что случилось? — у нее вдруг неистово забилось сердце.
— Известия из Трэли, — отрывисто пояснил Маркус.
И умолк. Авалон ждала, прижав к груди руку, словно так могла унять лихорадочный стук сердца.
— Твой кузен Брайс погиб на охоте.
Химера тряхнула призрачной львиной гривой и издала глухой рык, которого не мог услышать никто, кроме Авалон.
— Вот как? — едва слышно отозвалась она.
— Судя по всему, его подстрелили случайно. Ни кто не признался в том, что пустил стрелу, но все равно считается, что это несчастный случай. Поговаривают, что это дело рук какого-нибудь вольного стрелка, з тех, что прячутся по лесам. — Верхняя губа Маркуса приподнялась, обнажив зубы в хищной волчьей усмешке. — Титул унаследовал Уорнер.
«Кто же еще, — мельком подумала Авалон. — У Брайса нет других наследников. Теперь Уорнер не только стал бароном де Фаруш — он получил еще и Трэли. И все земли».
Она никак не могла освоиться с этой мыслью. Брайс убит, Уорнер унаследовал титул. Как ей теперь быть?
Теперь Уорнер наверняка с удвоенным усердием станет добиваться ее руки. Титул барона даст ему гораздо больше власти и влияния. Если Уорнеру удастся настоять на своем, папские посланцы скоро вернутся. И не одни, а с целой армией.
И клан Кинкардинов ради нее ввяжется в смертельный бой.
Маркус обернулся, повелительно махнул рукой своим спутникам. Те поспешно попятились, закрыли за собой дверь, оставляя их одних. За окнами угасал туманный день.
— А теперь кое-что еще, — сказал Маркус. — Мне сообщили, что Уорнер, став бароном, более, чем когда-либо, утвердился в намерении получить твою руку.
Авалон пожала плечами, пряча за внешним безразличием нешуточную тревогу.
— Пустяки, — сказала она.
— Пустяки? — Маркус недоверчиво усмехнулся. — Ты что, не понимаешь? Нет, миледи, это вовсе не пустяки. С новым титулом и новыми землями Уорнер сможет заплатить Церкви столько, что его не моргнув глазом признают твоим законным женихом.
— Но ведь все его бумаги — подделка! Я уверена, что мой отец никогда не согласился бы…
— Я тоже в этом уверен, — холодно перебил Маркус. — Только это не важно. Уорнер сумеет представить достоверные с виду бумаги, а если что-нибудь и не совпадет, кошельки с золотом легко исправят все неточности.
Авалон молча, потрясенно смотрела на него. Химера в ее душе беззвучно рычала, хлеща себя по бокам бестелесным хвостом.
— Церковники наверняка предпочтут поддержать права Уорнера. — Маркус придвинулся к ней; в тусклом свете, сочившемся из окон, его глаза блестели, словно осколки льда. — Скоро они вернутся, что бы забрать тебя.
— Я не выйду за Уорнера, — тихо сказала Авалон.
— Не выйдешь, — согласился он.
Девушка обхватила ладонями виски.
— Мне нужно подумать.
— Думай лучше о том, что завтра наша свадьба.
— Что?!
— Завтра, — холодно и твердо повторил Маркус.
Авалон встала, прямо взглянула в его недобро усмехающееся лицо: теперь она ясно видела, что змея, живущая в его душе, жива и побеждает.
Химера все громче бормотала об опасности. Авалон, чтобы заглушить ее, повысила голос:
— Я уже сказала, милорд, что не выйду за Уорнера, и тебе придется поверить моему слову. Потому что за тебя я тоже не выйду.
— Ошибаешься, — сказал он. — Выйдешь. Они тебя не получат.
— Разумеется, не получат! Я ведь это уже сказала.
Химера перестала рычать и стонать и теперь беззвучно хохотала, все громче и громче. Давний, затаенный страх вспыхнул в Авалон с новой силой.
— Маркус Кинкардин, — громко и внятно проговорила она, — слушай меня внимательно. Как бы Уорнер ни доказывал свои ложные права, он старается напрасно. Я не буду его женой. Этого ты можешь не бояться.
Снова он презрительно и высокомерно изогнул бровь.
— Бояться?! Я и не боюсь, любовь моя. Я и так это знаю. Ты не можешь стать женой Уорнера, потому что ты уже моя жена.
— Я — ничья жена, пойми ты! Слушай…
— Я и так слушаю. Голос моих сородичей. Веление предания нашего клана. А еще, моя леди Авалон, я слушаю музыку звезд. Все эти голоса твердят мне одно и то же.
«Нет!» — хотела крикнуть Авалон, но не смогла, и химера в ее мыслях заговорила вдруг голосом Хэнока:
«Ты принадлежишь проклятию…»
Маркус усмехался, и в этой усмешке не было ни капли тепла.
— Завтра. У меня нет больше времени с тобой нянчиться. Мы и так ждали слишком долго. Завтра
