Ibid, p. 126.
Ibid, p 122.
Ibid, p. 388.
Ibid, p. 388–389. Шэнон (с. 389) обращает наше внимание на недостатки редукционистской теории, изложенной в следующей книге: Eugene d'Acquili and Andrew В. Newburg, The Mystical Mind: Probing the Biology of Religious Experience (Fortress Press, Minneapolis, 1999). Авторы этой книги, как отмечает Шэнон, 'полагают, что религиозные и мистические чувства представляют собой результат активации определенных мозговых центров, отвечающих за подобные чувства. Эта книга произвела большое впечатление на публику и даже занимала некоторое время ведущую позицию в списке Neivsiveek… Мнение этих авторов основывается на эмпирических данных, собранных с помощью новой технологии исследования мозга. Оказалось, что мозг медитирующего человека 'вычерчивает' особые, отличающиеся от повседневных узоры. В свое время этому открытию придавали большое значение, называя его напыщенным термином 'нейротеология'. Разумеется, выглядит все это крайне убедительно, однако безоговорочных сторонников у новой гипотезы не так уж много. В конце концов любая деятельность человека так или иначе связана с активацией мозга. Таким образом, вряд ли стоит удивляться тому, что и религиозный опыт сочетается с определенной формой этой активности. Однако подобное открытие ни в коей мере не означает, что мозг порождает религиозный опыт и что данный опыт (религию, Бога…) можно свести к одному-двум биологическим процессам. Когда человек говорит, мозг его тоже действует. Однако это не означает, что язык и лингвистическое творчество (вспомним, к примеру, Шекспира) сводятся исключительно к деятельности мозга и могут быть объяснены в неврологических терминах. Соответственно, новое открытие может свидетельствовать о том, что духовность, подобно лингвистическому творчеству, является неотъемлемой частью нашего существа. Ну а склонность к религиозности представляет собой отличительную черту человека. Но разве мы не в силах понять этого без новейшей технологии по изучению мозга? Кстати говоря, я бы ни за что не стал помещать своих добровольцев в устройство fMRI. Искусственный характер такого эксперимента и ассоциирующийся с ним дискомфорт неизбежно сказались бы на результатах опыта. Сомневаюсь, что в таких условиях мог бы состояться полноценный сеанс аяуаски, не говоря уже о том возвышенном духовном опыте, который мы здесь обсуждаем'.
Strassman in Forte (Ed.),Entheogens and the Future of Religion,p 157.
Shanon,The Antipodes of the Mind, p. 165.
Ibid, p. 166.
Ibid, p. 393.
Ibid, p. 362. В результате Шэнон приходит к выводу, что именно человеческое воображение, которое 'в принципе… не имеет границ' (с. 138), играет здесь ключевую роль. Соответственно, видения аяуаски тем или иным образом связаны с нашими творческими способностями. Шэнон пишет (с. 398–399): 'Без сомнения, творчество — это стандартное познавательно-психологическое понятие. Однако обсуждаемые здесь творческие достижения далеки от стандартных… Совершенно очевидно, что существуют определенные константы, обладающие некоторым преимуществом перед прочими образами. И эти константы — змеи и ягуары, дворцы и произведения искусства, предметы из золота и драгоценных камней, ангелы и духи света — ни в коей мере не отражают жизненный опыт, познания или мечты данного конкретного человека. Не связаны они, судя по всему, и с какой-либо группой людей, объединенных общими культурными устремлениями. Иными словами, люди не хранят в своей памяти все вышеперечисленные константы. Просто они созданы таким образом, что склонны представлять их…' Шэнон подчеркивает (с. 399), что его гипотезу не следует смешивать с традиционным представлением о врожденных идеях или с теорией Юнга о коллективном бессознательном: 'Скорее я имею в виду определенные характеристики творческого воображения человека. В отличие от врожденных идей, эти характеристики не хранятся в нашем сознании. А в отличие от архетипов Юнга, их невозможно свести к наиболее существенным аспектам человеческой жизни. Не похожи они и на универсальные категории музыки, грамматики и логики, поскольку относятся к содержанию, а не к форме. В каком-то смысле эти характеристики напоминают идеи Платона — те тоже подразумевают специфическое содержание и не имеют ничего общего с жизненным опытом индивидуума. Но к чему же тогда относятся данные характеристики? Лично мне кажется, что они являются неотъемлемой частью структуры человеческого существа. Так же как пчелы созданы для того, чтобы производить мед, а бобры — чтобы строить плотины, люди созданы для того, чтобы строить пирамиды и сочинять сонаты. Разумеется, далеко не все представители человеческого рода будут, заниматься этим, но род в целом устроен так, что рано или поздно
