слышать. И я так устала, что просто валилась с ног. Утро вечера мудренее, решила я и отправилась спать.
На следующее утро меня разбудили детки, изъявившие желание съездить в Павловск. Чувство долга перед детьми заставляло меня по выходным удовлетворять их прихоти – и так мало внимания им уделяю, совесть-то мучает. Да и пообщаться с ними хочется – а то вырастут, глазом моргнуть не успею.
Мы договорились с Лариской, что по больницам и моргам будет звонить она и тоже из автомата. Зайдет в вестибюль станции метро – и вперед. Потом она собиралась проверить «на вшивость» «деревянные» сотни из единственной оставшейся пачки. Когда мы с детками покидали квартиру, Лариска усиленно переписывала на листок бумаги телефоны справочных городских больниц. Правда, у меня было предчувствие, что толку от этих звонков не будет.
Я оказалась права. Когда мы с мальчиками вернулись, нагулявшись и проголодавшись, Лариска летала по квартире, словно Баба-Яга. Для полного впечатления не хватало только метлы. Тогда, наверное, поднялась бы к потолку.
Сестрица правильно решила, что детей не следует посвящать в наши дела, а поэтому накормила нас, правда, не скрывая своего раздражения и несколько раз велев Валерке с Вадиком «есть нормально», «не класть локти на стол», «не чавкать» и все в таком роде. Детки быстро сообразили, что тетя Лариса не в настроении, вели себя тихо, поели быстро и унеслись во двор к ребятам, чему мы с сестрицей были только рады.
– Ну? – спросила я.
– Сотни настоящие, – завопила на меня Лариска. – А я, дура, тебя послушалась! Сколько мы пачек выбросили? Семь? Или восемь? Это сто на сто и на семь… А на восемь!!! Сашка! Да я когда узнала, что деньги настоящие… Если бы ты рядом была, я бы тебя точно придушила!
– Ты что, и в магазине успела проверить? – спросила я.
– В двух! Берет их машинка! Никаких вопросов. Взяли. А мы, дуры…
Лариска заревела от досады, периодически повторяя: «Такие бабки! Такие бабки! Псу под хвост!»
Мне надоело слушать эти причитания, и я рявкнула на сестрицу:
– Заткнись! Отделались от них – и хорошо. Пусть их найдут у Маринки. Хочешь лишние проблемы себе на голову?
– Кто найдет? И кто у нее искать будет?
– Ты в больницы звонила? – Я решила сменить тему.
– Нет ее нигде. Может, в частной какой больничке содержат или под другим именем? Или не зарегистрировали? Если за хорошие бабки, то ведь все можно, ты же сама мне говорила, так?
Я кивнула. Но вот только кто платил эти бабки, кому позвонила Маринка или кто сам ее нашел? Теперь искать ее предстояло мне. Делать это совсем не хотелось, но надо. Причем как можно быстрее.
Лариска опять заканючила про деньги. Я напомнила ей, что у меня в сейфе лежит целый пакет с сотенными купюрами.
– Ой, а ведь правда! – тут же повеселела Лариска и принялась их делить.
Насколько я помнила, тысяч среди тех пачек не было, только сотни.
Лариска меня все-таки любила, а поэтому, хоть и считала виноватой в потере, согласилась отдать мне половину оставшихся рублей. Почему-то она не учитывала того факта, что они сейчас лежат-полеживают в моем личном сейфе в офисе фирмы, где я работаю, и что к ним без меня Лариску никто близко не подпустит. Тем более моя новая секретарша Люся умеет стоять на страже моего имущества и персоны, что уже доказала. Но я, конечно, не собиралась обделять Лариску, да и вообще эти деньги жгли мне руки. Вот если бы я нашла миллион Цыгана – другое дело. Про него (миллион) многое известно, а главное – что он утерян. В таком случае всё (ну не всё, конечно) было бы ясно и вопросов не возникало. Кто-то потерял (причем известно, кто), кто-то нашел. Найду я – значит, я и хозяйка. Если, конечно, сумею по-тихому его припрятать, а еще лучше – вывезти за рубеж. И тогда я бы точно знала, против кого играю. Но с деньгами из Маринкиной квартиры ничего не было понятно. Часть – фальшивки, часть – настоящие. Сумма не соответствует. Мне было сильно не по себе. Не люблю я неопределенность.
– А может, сегодня ночью опять съездим к Маринке? – вдруг предложила Лариса.
– Нет!!! – заорала я на нее. – Не надо искушать судьбу. На третий раз можем и попасться. Хватит денег, Ларка. Хватит. Все деньги все равно не заработаешь и не украдешь. Ведь и так неплохо? С неба ведь бабки.
Лариска кивнула, соглашаясь со мной. Все-таки сестра всегда готова была меня слушать.
Больше ничего необычного не произошло, и в воскресенье я улетела в Японию, где успешно приземлилась в понедельник (не надо забывать про разницу во времени). Я обещала сестре сразу же сообщить свой номер телефона в гостинице и велела ей в случае возникновения непредвиденных обстоятельств звонить мне только с переговорного пункта. На всякий случай.
Глава 9
Мое пребывание в Японии было омрачено несколькими звонками из России. Обычно я уже возвращалась в гостиницу, а у наших еще продолжался рабочий день. Мне звонили из офиса и сообщали новости, если таковые имелись, и требовали моего незамедлительного решения.
В Японии мне приходилось бывать как минимум раз в месяц. По условиям контрактов с нашими постоянными партнерами от нашей «Техники-сервис» при погрузке должен был присутствовать представитель. Поскольку в фирме японским владела только я, не говоря уже о том, что как коммерческий директор контракты тоже заключала я, то и во время погрузки товара здесь появлялась моя особа. Меня уже хорошо знали, а ведь личный контакт (и старая дружба) прежде всего, не так ли?
Первой (в понедельник) позвонила Вера Николаевна, Сенина секретарша.
– Сашенька, – начала она, – Семен Григорьевич просил меня связаться с вами…
– Вера Николаевна, – перебила я ее, – Семен Григорьевич мне обычно звонит сам. Он пьян? Что случилось?
– В общем… Он не очень хорошо себя чувствует. Его Тимур домой повез…
Так, Вера Николаевна, как обычно, покрывает Сеню – даже передо мной – и всеми силами старается представить его в выгодном свете (хотя передо мной-то зачем стараться?), но звонит по собственной инициативе – а значит, считает, что ситуация требует моего личного внимания. С мнением Сениной секретарши я считалась – женщина не зря трудилась на этом поприще вот уже лет двадцать, если не двадцать пять. Отношения у нас с ней были неплохие. С молодости имевшая на Сеню виды, она ненавидела юных моделей (Анджелочек-Жанночек, так она их называла), привлекавших внимание шефа. Согласная терпеть (или принимающая как неоспоримый факт) жену, секретарша не желала мириться с юными дивами. В то же время, поняв, что ни я Сеню, ни он меня в сексуальном плане не интересует, Вера Николаевна тут же ко мне прониклась. Тем более что я была единственной в фирме, кто мог высказать Сене все, что о нем думает, и не боялся ему возразить. Это вызывало у Веры Николаевны уважение. Сама она не решалась ему противоречить и молча выслушивала все упреки, часто незаслуженные. Более того, я была «неустроенная», замуж в обозримом будущем не собиралась, мне уже стукнуло тридцать пять, то есть я была не в лучшем для женщины возрасте, а следовательно, меня смело можно было включать в полк (или дивизию?) одиноких женщин с малыми шансами на успех (по мнению Веры Николаевны), количество которых значительно превышает количество одиноких мужчин. Одним словом, для Сениной секретарши я была «своя». Мне же часто было ее просто жаль. Жизнь у нее, можно сказать, закончилась – бабий век короток (хотя выглядела она очень неплохо, и Сенина жена именно ее считала основной конкуренткой).
– Так что случилось, Вера Николаевна? – мягко спросила я.
– Судно пропало, – сообщила секретарша.
– Какое еще судно? – не поняла я.
– «Фортуна».
Я все равно никак не могла врубиться, о чем речь.
– Очень хорошо, что вы в Японии, Сашенька. Может, с той стороны что-то удастся разузнать. На нем
