обворожительной улыбкой тут же оказалась у столика.
– Повторить? – предложила она.
– Да, – кивнул Картуш.
Маша замолчала. Молчал и Владимир Вениаминович, потом поднял глаза на Машу и спросил:
– Кем работает эта Марина?
– На улице у метро конфетами торгует. Это адский труд, папа Вова. Туда идут только потому, что больше никуда не взяли. Я знаю женщин, которые стоят за прилавками рядом с Маринкой. Я к ней иногда езжу, поесть ей вожу. Там практически все матери-одиночки или разведенные. Им детей кормить надо. Это раньше государство не позволяло увольнять беременных и женщин с маленькими ребятишками. А теперь наоборот! Теперь есть хозяин, а хозяину невыгодно платить декретные и детские и невыгодно иметь работницу с детьми, которая будет сидеть с ними на больничном. За работу на улице и в ларьке платят каждый день: проценты от выручки. Сегодня стоишь – сегодня же получаешь, а если болеешь – твои проблемы. Найдем другую. Поэтому ребенок дома с температурой лежит, мать сама кашляет, но стоит. Иначе вообще никаких денег не будет.
Маша замолчала. «Что это меня сегодня понесло?» – подумала она.
– Закажи мне еще джина, пожалуйста, – попросила она.
Официантка сразу же оказалась у их столика.
– Маша, я могу тебя спросить, думала ли ты когда-нибудь о будущем? – обратился к ней Картуш.
– О каком будущем?
– Твоем, разумеется.
– Марьянка мне постоянно твердит, что надо устраиваться на работу. Но я этого делать не намерена. Я ничего не умею. Тех денег, к которым я привыкла, мне платить все равно никто не будет. Наверное, надо бы замуж сходить. – Маша улыбнулась. – По крайней мере, в обозримом будущем намерена жить, как жила.
Картуш осушил очередную рюмку коньяка.
– Ты хочешь выйти замуж за богатого человека? – спросил он.
– Конечно, – удивленно ответила Маша, не понимая, как вообще можно задавать такие глупые вопросы.
– Если женщина выходит замуж за деньги, она редко бывает счастлива, – заметил Владимир Вениаминович.
– Нужно решить для себя, чего хочешь больше.
– Чего хочешь ты?
– Ни в чем никогда не нуждаться, – не задумываясь, ответила Маша. – Больше всего в жизни я боюсь нищеты.
– И ты готова продать свою молодость, свою красоту, свой шанс на счастье за деньги?
Маша молчала.
– Так готова или нет?
– Ты хочешь услышать, что я мечтаю о любимом муже и куче детей? Да, я признаю, что идеальным вариантом был бы любимый мужчина, который мог бы меня всем обеспечивать. Тот, кого люблю я и кто любит меня. И еще я от него получаю то, что имею сейчас. Но идеальных вариантов не бывает! Приходится чем-то жертвовать! Если бы мне было восемнадцать или двадцать, возможно, у меня оставались бы еще какие-то иллюзии. Но мне двадцать семь! Я, к счастью или, наоборот, к несчастью, уже много всего повидала и услышала. Получить и то, и другое невозможно. Я пойду на брак по расчету с открытыми глазами. Я буду делать то, что от меня требуется. Надеюсь, что смогу родить ребенка и буду его любить.
– Жить с человеком и ненавидеть его – безнравственно, – сказал Картуш.
– Но почему ненавидеть? – искренне удивилась Маша. – Можно же уважать человека, но не любить. А потом… ты же все время заключаешь сделки, папа Вова. И брак – это тоже своего рода сделка.
– Но сделки иногда срываются.
– Тогда надо разводиться.
– Это не всегда возможно, – сказал Владимир Вениаминович и поднялся из-за стола. – Поедем, Маша, я отвезу тебя домой.
Притихшая Маша надела свою модную норковую шубку. Она стояла у выхода и ждала папу Вову, который удалился на несколько минут. Она жалела, что так разоткровенничалась, и опасалась, что эта встреча может оказаться последней. Рвать с Картушем ей пока не хотелось. Ее, в общем, все устраивало. Снова придется искать спонсора… А Марьянке сейчас не до ее проблем. На улице же просто так не подберут. Наверное, Маша просто слишком много выпила, и все наложилось на старые дрожжи.
Наконец появился папа Вова, взял Машу под локоть и повел к машине. Антон услужливо распахнул дверцу.
Антон вопросительно посмотрел на Картуша.
– Ко мне, – сказала Маша.
Владимир Вениаминович молчал всю дорогу.
– Утром за мной заедешь, – сказал Картуш Антону перед Машиным парадным.
Антон молча кивнул. У Маши от удивления округлились глаза: папа Вова никогда не оставался у нее на ночь. И тут ей почему-то стало страшно. Его же чем-то шантажировали! Марьянка высказывала предположение о какой-то патологии! Что-то нужно было срочно придумать. Она не могла подать никакого знака Антону, да и кто ей Антон, он же работает на папу Вову. Как только поднимутся к ней, нужно сразу же позвонить Марьянке. Соврать папе Вове, что обещала с ней связаться и как-то дать ей понять, чтобы немедленно приезжала. Или, может, Ухову… Но телефон Ухова записан на какой-то бумажке, дура, не выучила его на память. Но кто же мог предположить?! Только бы Марьянка все сразу же поняла! Только бы примчалась! А если она не сможет вырваться?! Как ей объяснить, что ехать надо немедленно?
Маша ватными ногами пошла к двери. Владимир Вениаминович молча следовал за ней. Они поднялись на лифте на шестой этаж. Маша никак не могла попасть ключом в дверь: у нее дрожали руки. Папа Вова этого не заметил, или сделал вид, что не заметил, или подумал, что она слишком много выпила сегодня.
В коридоре почему-то горел свет. «Неужели забыла выключить?» – пронеслось в голове у Корицкой.
Они зашли, Картуш закрыл замок и расстегнул пальто.
– Так торопилась, что забыла про свет? Как обычно, опаздывала? – спросил он. – Ветер гуляет в красивой голов…
Он не закончил слово. Увидев его выражение лица, Маша тоже повернулась. Из маленькой комнаты появились Алькен с пистолетом и его друг Ибрай Мустафин с обрезом. У Маши подкосились ноги. Она впервые в жизни потеряла сознание.
Она практически сразу же пришла в себя, в основном от запаха мочи. Владимир Вениаминович держался рукой за стену. Переживания последних дней дали о себе знать. В этот момент он испытывал просто звериный страх, увидев этих двоих с перекошенными лицами.
Маша решила притвориться, что все еще находится без сознания, и не открывала глаза, хотя было очень противно: промок весь рукав.
– Так… – медленно произнес Алькен.
– К-к-кто вы? – пролепетал Владимир Вениаминович.
– Вопросы здесь задаем мы, – ответил Кунанбаев. – И хотим тебя спросить о том же.
– Н-н-но это же…
– Ты давно ее знаешь? – Алькен мотнул головой на лежавшую без движения Машу.
– Н-н-нет. Ме-месяца четыре, – заикался Картуш.
– Вот сука, – процедил Кунанбаев. – Не успел я уехать. Времени зря не теряла.
– А вы ее знали раньше? – поразился Владимир Вениаминович.
Алькен с Ибраем нехорошо усмехнулись.
– Это моя квартира, – сказал Кунанбаев. – И я кормил, поил и одевал эту продажную тварь. Так же, как ты после меня. Я правильно понял, что она и тебе дурила голову?
Картуш вынул из кармана носовой платок и трясущейся рукой вытер пот с лица.
