затерялся где-то в тумане.
К действительности Синтия вернулась только в лифте. Рамон поддерживал ее, прислонив спиной к стене идущей вверх кабины.
– Не надо, я могу стоять сама… – слабо запротестовала Синтия.
Рамон нехотя отпустил ее, но прислонился плечом к стене лифта рядом с ней. Синтия догадалась, что он озабочен ее очередным полуобморочным состоянием и пытается докопаться до причины.
– По всему видно, что ты натерпелась за этот год без меня, – хрипло произнес он, – и, безусловно, наделала массу глупостей, стремясь к самостоятельности, – Рамон протянул руку к ее лицу и прикоснулся к шраму на виске.
Синтия сильно дернула головой и больно ударилась затылком о стену кабины.
– Ну что ты дергаешься, черт возьми! – воскликнул Рамон. – Я же не хотел сделать тебе больно!
– Не смей прикасаться ко мне! – процедила сквозь зубы Синтия, ее зеленые глаза горели презрением. – Я ненавижу тебя! Не знаю почему, но я очень сильно ненавижу тебя!
Рамон вздохнул.
– Ты, как всегда, преувеличиваешь.
– Н-нет, но…
Он прав, я действительно слишком остро на многое реагирую, беспомощно подумала Синтия.
– Я неадекватно реагирую на консультацию у врача, которая вполне естественна в моем случае, на неожиданный поцелуй, который доставил мне удовольствие. Я слишком нервничаю при встрече с давнишним знакомым, которого совершенно не помню, и зацикливаюсь на каком-то названии или на чьем-то имени, не в силах вспомнить, с чем или с кем оно связано. Но что поделать, это все моя странная амнезия… Трамп… Что-то знакомое… Но что?
– Почему ты спрашиваешь? – нелюбезно поинтересовался Рамон.
Теперь он держался так же недружелюбно, как в самом начале их встречи в «Трентоне».
– Потому что это название кажется мне знакомым, но я никак не могу вспомнить, откуда я его знаю.
– Оно тесно связано с тобой, с историей твоей жизни, – сухо проинформировал ее Рамон.
Лифт остановился на этаже, в кабину вошли люди. При посторонних, разумеется, Синтия не могла продолжать расспросы. У нее от напряжения даже свело голосовые связки, она еле дождалась, когда они с Рамоном вышли из лифта и снова остались одни.
– А ведь ты вовсе не ненавидишь меня, Синтия. Ты желаешь этого, но у тебя не получается.
Неожиданно для себя Синтия вдруг подняла руку и отвесила Рамону звонкую пощечину.
Они уставились друг на друга, и это мгновение показалось им вечностью. Синтия – с болью и злостью, которую она не могла до конца осмыслить, Рамон – с бешенством из-за того, что не может ответить ей должным образом.
Наконец Синтия повернулась и пошла прочь, прихрамывая, но у номера она вынуждена была остановиться и подождать, пока Рамон откроет ключом дверь. Синтию трясло.
Войдя в номер, она прямиком направилась в свою спальню. Рамон молча проводил ее взглядом. Он чувствовал, как горела от недавней пощечины его щека, и уговаривал себя сохранять спокойствие.
Но обуздать свои эмоции ему не удалось. Он не мог позволить Синтии запросто уйти и захлопнуть дверь перед его носом. Рамон кипел от злости, оскорбленная гордость не давала ему успокоиться. Не отдавая, себе отчета, что делает, Рамон ринулся в спальню Синтии.
10
Синтия остановилась посреди комнаты, мучительно стараясь найти оправдание своему поступку, когда дверь ее спальни неожиданно распахнулась.
На пороге стоял Рамон. У Синтии сердце ушло в пятки, когда она увидела его побелевшее от злости лицо. Впрочем, она почти не удивилась взвинченности Рамона – след ее пятерни отчетливо алел на его щеке. Синтию охватило острое раскаяние.
– Извини, мне очень жаль, Рамон. Я не хотела тебя ударить. На меня что-то нашло.
Но он словно не слышал. Рамон ногой захлопнул за собой дверь, и комната моментально наполнилась флюидами опасности. У Синтии побежали мурашки по спине от неприятного предчувствия. В облике Рамона появилось что-то дьявольское – глаза потемнели от бешенства, перекошенный рот был крепко сжат. Синтия не на шутку испугалась, и ей впервые действительно захотелось упасть в обморок.
Но, как назло, именно сейчас ее рассудок был совершенно ясным, она не ощущала и намека на дурноту.
– Н-нет, – пролепетала Синтия, дрожа как осиновый лист, и вытянула вперед руку, пытаясь остановить грозно надвигающегося на нее Рамона. – Постой, я попытаюсь все объяснить…
Рамон продолжал приближаться. Синтия чувствовала себя так, словно оказалась в клетке с хищником, но к страху примешалось странное возбуждение. Подойдя почти вплотную к ней, Рамон вдруг остановился, и Синтия не преминула воспользоваться случаем, пытаясь вновь пуститься в объяснения.
– С-сегодня у меня был кошмарный день, – сбивчиво заговорила она, явно нервничая, – и я была сама не своя, чтобы трезво мыслить… и сорвалась. Поверь, я не хотела тебя ударить, просто…
– Значит, сорвалась, да? – медленно произнес Рамон и, схватив ее за руку, резко привлек к себе.
Синтия ощутила надежное тепло мускулистой груди Рамона, и ее словно пронзило током. Она попыталась отстраниться, но поздно – свободной рукой Рамон обхватил ее за талию и еще крепче прижал к себе. Синтия с ужасом заметила, как он склоняет к ней свою темную голову.
Пытаясь оказать сопротивление, Синтия из последних сил изогнулась и протестующе застонала, но неожиданно ее губы раскрылись навстречу Рамону. Она пришла в смятение, однако ее губы все крепче прижимались к его губам, тело перестало извиваться, и Синтия покорно смирилась с неизбежным.
Желание оказалось сильнее разума, женское начало взяло верх. Как же долго ее изголодавшееся тело ожидало этого момента! Сколько боли и страданий Синтии пришлось пережить, ожидая, пока Рамон наконец явится за ней!
Ком сдавил горло Синтии. Словно поняв ее переживания, Рамон приподнял голову и взглянул на Синтию. Он все еще сердился, но Синтия разглядела в его глазах страсть и желание, которые Рамон не в силах был скрыть.
– Ты не раз изливала на меня свое раздражение, дорогая, но никогда еще не поднимала на меня руку, – прохрипел он.
– Прости, – сказала Синтия, но теперь ее голос звучал иначе, стал низким и чувственным.
Она высвободила руку и нежно провела пальцами по щеке Рамона, на которой все еще багровели следы пощечины. Под обжигающим взглядом Рамона глаза Синтии потемнели в предчувствии неизбежной, но желанной капитуляции. Погрузив пальцы в его черные шелковистые волосы, Синтия стала гладить его затылок. Их губы снова слились в поцелуе.
– Ты хитрая лицемерка, – успел прошептать Рамон.
Пожалуй, он прав, мелькнуло у Синтии, и в следующий миг оба погрузились в чувственное неистовство прикосновений и ласк, сметающее все границы и запреты.
Они вели себя так, будто после длительного голодания попали на роскошный банкет. Синтия не узнавала себя. Под безудержными ласками и поцелуями Рамона она превращалась в другую женщину – ненасытную, чувственную, требующую полного удовлетворения. Каждое прикосновение доставляло ей бешеное наслаждение.
Рамон невнятным шепотом молил ее остановиться, но об этом Синтия и слышать не желала. Ее рассудок затуманился страстью, и она стала торопливо расстегивать на Рамоне рубашку, вырывая с мясом маленькие неподатливые пуговицы, желая поскорее прикоснуться к его заросшей жесткими волосками груди.
Рамон сладко содрогнулся от ее прохладных настойчивых пальцев, и протесты потонули в изданном им стоне наслаждения. Он попытался перехватить инициативу, запустив руки под блузку Синтии. Она,
