О нынешнем местопребывании Кости все-таки пришлось сказать. Относительно Гриши Буйновский только молча развел руками, – видимо, помнил взгляды-молнии Сергея Глебовича. Пусть Андрей Николаевич думает, что тот убежал. И ищет его – если станет, конечно.
Менять на одного живого Сеню двух дочерей Буйновского Андрей Николаевич никак не желал.
– Убивать одну из них, конечно, не хочется, – говорил он, набивая цену, – но ты сам должен понимать, Олег…
– Я же вижу, в каком Катька состоянии! А Алену видела Ира. Ты их какими получил?
– Так Кира ведь у тебя, не так ли?
– Кира от тебя сделала ноги, – заметил Буйновский. – Так что ее не считаем.
Но Андрей Николаевич хотел теперь считать и Киру…
Мне было тошно слушать этот торг, предметом которого служили живые люди. Своего шефа я в этот момент ненавидела лютой ненавистью. И поняла, что не могу не вмешаться.
Я вышла на палубу, строго-настрого приказав Ваньке не казать носа из салона.
– Куда ты пришла? – прошипел Сергей Глебович и впился мне в руку с явным намерением утащить назад.
Но Андрей Николаевич меня незамедлительно засек, расплылся в улыбке (улыбками они с Арсением Михайловичем были удивительно похожи друг на друга – и на сытых крокодилов), поздоровался, отвалил парочку комплиментов. Я тоже соблаговолила улыбнуться (а что было делать?), подошла к Буйновскому и шепнула ему на ухо, что, наверное, следует предложить Андрею Николаевичу тот компромат на его охранников, который мы вчера прихватили из сейфа.
Буйновский на секунду задумался, спросил, что я имею в виду, я вкратце пояснила, удивленная тем, что меня не поняли сразу, затем шеф кивнул, подозвал Сергея Глебовича и сообщил тому о моем предложении. До меня дошло, что все добро хранится у полковника… И Буйновского до этой минуты не посвящали во все детали, правда, документы и фотографии, компрометирующие охранников Андрея Николаевича, его мало интересовали. Полковник брал документы для себя, ну не совсем для себя, а для органов, которые он представляет.
– Отдашь половину, – прошипела я Сергею Глебовичу в ухо. – О девках речь идет! О живых людях! Зачем тебе эти документы?
Сергей Глебович заявил, что я ничего не понимаю. Я заметила, что он может отдать только то, что касается парней, в данный момент находящихся на «Маргарите», а бумаги из письменного стола оставить себе.
– Отдамся в знак благодарности, – прошептала я Сергею Глебовичу прямо в ухо, чтобы, не дай бог, никто не услышал. Правда, исполнять это обещание я не собиралась – но как было заставить Сергея Глебовича сделать то, что мне нужно? Да и не только мне. А от него я как-нибудь отверчусь. Отошлю к Буйновскому. Ха-ха.
Он как-то странно на меня глянул, но пошел вниз. Собравшиеся на палубах двух яхт ждали его возвращения. Андрей Николаевич, пожалуй, не догадывался, в чем дело и что еще мы хотим предложить.
– Приведите, пожалуйста, Алену, – попросила я его.
Андрей Николаевич внимательно на меня посмотрел, но кивнул своим людям.
Она выглядела отвратительно, но – слава тебе, господи! – оставалась в своем уме. При виде нас с отцом и большого количества охраны всхлипнула.
– Где Кира? – спросила она у меня.
– С ней все в порядке, – ответила я. – Не волнуйся.
Алена вроде бы успокоилась. Как я поняла, на себя ей было уже, по большому счету, наплевать.
Вернулся Сергей Глебович с большим пакетом.
Я опять потянулась к уху Буйновского и сказала, что пора начинать обмен. Пусть хотя бы одна из его дочерей окажется у нас на палубе, пакет отдадим после. А то кто знает Андрея Николаевича и что там у него на уме.
Олег Алексеевич тут же предложил Андрею Николаевичу для начала совершить хотя бы одну пересадку с яхты на яхту. Наш противник задумался, потом кивнул и посмотрел на Алену, хотя вроде бы несколько минут назад первой планировалось отдать нам Катю.
– Полезешь? – спросил он Алену, кивая на нашу яхту.
Наши вначале намеревались перекинуть между судами какой-то мостик (я его не видела), но теперь решили, что это рискованно, поэтому Алене перебросили средней толщины канат и велели обвязаться им вокруг пояса, что она и сделала. Один из парней, находившихся на «Маргарите», помог затянуть узел. Конец веревки перекинули на наш борт. Яхты покачивались на воде рядом друг с другом, но все равно между ними зиял проем – то увеличиваясь, то сокращаясь. По-моему, наши не хотели привязываться к «Маргарите» ни на секунду, поэтому предпочли лишь страховать Алену.
А старшая дочь Буйновского была теперь готова идти на любой риск (не умея плавать!), только бы побыстрее освободиться от ненавистного общества Андрея Николаевича. Двое парней, находящихся в подчинении Сергея Глебовича, нагнулись над зияющим проемом и протянули к ней руки. Алена тоже нагнулась. Третий наш парень ухватился за поручень бортового ограждения «Маргариты». Конечно, он один не смог бы удержать яхту рядом, но это было дополнительным подспорьем Алене, пусть только психологическим. Четвертый держал конец веревки, которым Алена была обмотана вокруг пояса.
Ребята резко рванули ее на себя, Алена тоже оттолкнулась от палубы – и оказалась на нашей. Какое-то время она просто стояла на коленях, не в силах пошевелиться. Я подскочила к ней, помогла подняться. Алена грузом повисла у меня на шее. По ее щекам текли слезы, но она пока не могла говорить. Тот парень, что держал веревку, развязал узел и освободил ее, а затем вопросительно посмотрел на меня.
– Отведи ее вниз, – прошептала я. – К Кире.
Алена резко дернулась. Я кивнула, глядя ей прямо в глаза.
– Ты пойдешь со мной, Ира? – пролепетала Алена.
– Я спущусь к тебе чуть попозже, – пообещала я. – Ты видишь, что переговоры пока не закончились? А потом мы сядем и поговорим. У нас будет масса времени. Хорошо?
Алена кивнула с благодарностью, повисла на руке у парня, и он повел ее вниз. В сторону отца она даже ни разу не посмотрела.
– Так, теперь давайте Сеню, – сказал Андрей Николаевич и глянул на брата. – Повторишь каскадерский трюк, Крот? Или как?
Арсений Михайлович нахмурился, брату не ответил, но веревку вокруг себя обвязал. Было бы стыдно, если бы он не решился прыгать над проемом, если до него это сделала Алена.
Процедуру повторили с тем же успехом. Сеня только один раз застонал – дала о себе знать рана.
Оставалось переправить безучастную ко всему Катю. Она с отсутствующим видом сидела на палубе «Маргариты» на кем-то услужливо поставленном пластиковом стуле.
– Так что ты там хотел мне еще предложить? – обратился Андрей Николаевич к Буйновскому.
Олег Алексеевич глянул на меня, словно прося поддержки. Я решила брать быка за рога, повернулась к Сергею Глебовичу, так и стоявшему столбом с пакетом в руках, открыла пакет, глянула внутрь, взяла наугад две фотографии, посмотрела, кто на них изображен, не узнала с ходу (сколько лет снимкам?), подошла к перилам и протянула фотографии через проем.
– Ознакомьтесь.
И тут я схитрила – протянула снимки ближайшему к перилам «Маргариты» парню. Он не мог не увидеть, что на них изображено. Его лицо мгновенно изменило выражение.
– Э, что там? – оживился Андрей Николаевич, продвигаясь к подчиненному.
Хозяин асиенды и «Маргариты», по-моему, боялся воды. По крайней мере, на протяжении всех переговоров он держался подальше от края борта.
Парень тем временем глянул на меня, с жадностью на пакет, который держал в руках Сергей Глебович, потом с ненавистью на Андрея Николаевича. Подобная реакция не осталась незамеченной для его напарников. Двое подскочили к парню раньше Андрея Николаевича и тоже ознакомились со снимками.
И тут на «Маргарите» начался бунт… Иначе я не могу охарактеризовать то, что там заварилось. Мат- перемат, в котором с трудом различались подцензурные слова русского языка. Андрей Николаевич пытался
