сказал Генри с правом собственника, уверенный в том, что я использовал его любимое проклятие.
– У меня есть проблемы, – возразил я.
– Ты недостаточно спишь. Не ешь правильные продукты. Не формируешь правильных мыслей. Вот почему у тебя проблемы.
– Какие мысли у меня должны быть?
– Я следую Римской церкви. Она говорит мне, что думать. То же самое может сказать тебе раввин: «Знай Бога, люби Бога в этом мире и будь счастлив с Ним в будущем…» Но это нелегко. Кто сказал: «Тысяча мужчин нашла Париж, но только один нашел Бога»?
– Бодлер?
– Тогда я сказал бы тебе это по-французски! – фыркнул Генри, как всегда облив меня презрением за то, что я не знаю авторов его цитат. – Это сказал принстонец. Фицджеральд. Он, во всяком случае, пытался. Ходил в иезуитскую школу. Но он потерял себя. Сухой закон сделал алкоголь слишком привлекательным. А он оказался слишком слаб. И стал одним из тысячи… Существуют два ингредиента на пути к истине хорошая еда и хорошее вино. Если вино хорошее, ты засыпаешь, и секс не нужен. Ты и так в состоянии эйфории.
– Что в таком случае произошло с Фицджеральдом?
– У него было спиртное, а не вино.
– Иногда вино заставляет желать секса, – сказал я. Генри, конечно, видел в сексе препятствие на пути к истине и Богу.
– Нет. По-настоящему хорошее вино – это такой экстаз, что ничто с ним не сравнится. Но так мало людей могут позволить себе вино от шестидесяти пяти до семидесяти долларов за бутылку… Но как тогда объяснить феномен богатых?
– Вы хотите сказать, что они не нашли истины и тем не менее у них хорошая еда и вино?
– Вот именно. У богатых множество сексуальных проблем. Они постоянно разводятся. Дочь Вивиан разводилась девять раз. Но некоторые находят Бога, а некоторые нет. То же самое с бедными – нищета не гарантирует добродетели. Русские, что достаточно интересно, косо смотрят на развод. Они думают, это буржуазно… Пионеры. Вот это хорошая жизнь. Хороший путь. Строить дома, чтобы погасить в себе сексуальное влечение, а еще они жили так далеко друг от друга, что не имели с кем грешить, кроме жен. Когда они собирались вместе, они танцевали. – Генри на минутку приумолк в своем анализе, какие из людей – богатые, бедные, русские, пионеры – могут найти Бога, а какие нет, и затем сказал: – Что мы делаем? Это опасно. Я не собирался читать проповедь. Мы попадем в аварию.
И он снова принялся напевать себе под нос. Мы же спокойно продвигались вперед. Проехали мимо привлекательной женщины в серебряном «мерседесе».
– Ее волосы должны развеваться на ветру при такой скорости, – сказал Генри.
– Этой женщины?
– Да. Которая сидит внутри. Но ничего подобного не происходит. Что за кольцо ты носишь?
Генри никогда раньше не замечал моего ратгерсовского кольца, на котором была гравировка.
– Это кольцо моего коллеги, – сказал я.
– Ты можешь окунать его в воск и запечатывать им письма?
– Не думаю.
– Оно золотое?
– Да.
– Что ж, гарантия против инфляции. Ты всегда сможешь заложить его и сделать последний глоток.
Генри снова начал напевать французскую песенку.
– Что вы поете? – спросил я.
– Что?
– Что вы поете?
– Это из французской оперетты. «Pas Sur La Bouche». О мужчине который не любил, чтобы его целовали в рот. В этом весь сценарий и главная тема. Великолепная песенка – Генри принялся петь: – «Un baiser, un baiser, pas sur la bouche, pas sur la bouche». – Потом рассмеялся и перевел мне: – «Поцелуй, поцелуй, но не в рот, но не в рот»… Я согласен. Думаю, поцелуй в губы – это отвратительно. Слюна, плохие зубы, плохое дыхание… Что еще? Бактерии! Я вечно про них забываю. Люди не должны целоваться. Это нецивилизованно. Потереться носами – это хорошо. Можно еще поцеловать соски при встрече.
– Что? И женщинам тоже? Не могу поверить, чтобы
– Это гораздо гигиеничнее, понимаешь ли, и лучше для чувственного восприятия. Рот предназначен для еды… Moжет, съедем с шоссе. Мне нужно поесть. Я должен оставаться стройным. Вот собирался поиграть немного в теннис в Палм-Бич, но не получается иметь все, чего хочется. Что такое стройность? Цыплячий окорочок.
– Фрукты и овощи, – сказал я. – В них полно воды. Они вас прочистят.
– Как очистить фрукт – вот в чем проблема. И здесь не продают фруктов. Можно, конечно, выпить. Это стоящее дело. Немного выпить, yah, – Генри перешел на немецкий, – бутылку бренди. Мы отдадим им твое кольцо. Остановись в «Хаф-Холлоу-Хиллз», мы скоро подъедем. У них хороший «7-11».
Десять минут спустя мы отъехали от магазина, где Генри купил крекеры с сыром, а я приобрел маленький пакетик попкорна. Мы поели, припарковавшись. Генри алчно поглотил крекеры. Он сделал это намеренно вызывающе и насыпал кучу крошек.
– Я слаб. Я слаб. Это – корм для скота, но удовольствие слишком велико, – сказал он. – И потом, мне нужны калории для того, чтобы найти автомобиль.
Мы ели и смотрели на мужчину на заправке «Эксон», он заливал бензин в свой пикап и наклонился, чтобы вставить насадку. Он был очень толстый, джинсы сидели у него на бедрах. Узкая куртка задралась на спине, так что частично обнажился растертый красный зад.
– Только посмотри на это! – воскликнул Генри с чувством довольства – из-за крекеров и из-за зрелища этого зада.
– О боже! Выглядит отвратительно.
– Что ты как старая бабка. Ничуть не отвратительно. – Генри защищал мужчину. – Дырки-то мы не видим… А знаешь, что во Флориде объявили вне закона выставление задницы напоказ? Интересно, почему это сделали во Флориде? Механики и строительные рабочие разозлились и заявили, что это дискриминация. Я согласен с ними. Я всегда политически корректен, когда речь идет о правах рабочего люда.
Мы отправились дальше, и Генри снова принялся напевать песенку, на этот раз «Лорелею» Гершвина. Я узнал ее по записи, под которую он недавно танцевал. Сейчас же я услышал слова: «Был ли ты когда- нибудь влюблен?»
Я спросил:
– А вы когда-нибудь были влюблены? – Мне хотелось вернуть наш разговор к сексу.
– Влюблен? Что за абсурдный вопрос, – гневно ответил Генри. – Знаешь ли ты, что такое любовь? Если сможешь мне сказать, я отвечу.
Я молчал. Я оскорбил его. Через какое-то время Генри начал напевать снова. Его гнев остыл. Вдруг, без всякого подстрекательства с моей стороны, он сказал:
– Констанс Сихьюзен, Летти Линфилд, Вирджиния Ганн – это были великие романы последних лет. Теперь Марджори Маллард, которая угрожает исключить меня из завещания, если я поеду во Флориду. Но она переписывала его уже столько раз, что ей нельзя доверять.
В конце концов, раз Генри сам заговорил со мной о любви, я спросил:
– Каким вы были в моем возрасте? Именно тогда начались ваши романы?
– Когда мне было двенадцать, другие дети играли в бейсбол на улице. Я же оставался дома, пил духи матери и читал биографию Ноэля Коварда. Это наложило отпечаток на всю мою жизнь.
– В двенадцать лет?
– Я был необычным ребенком.
– Почему вы пили духи?
– Ради алкоголя.
