– Ты хочешь расстроить идеальные взаимоотношения. Мы никогда не видели друг друга, и она присылает мне подарки.
– Она была бы рада повидаться с вами. – Я всеми силами пытался задержать его и спросил: – Почему вы захлопнули дверь?
– Мой друг Говард, тот самый, который имеет гуру, зашел ко мне ни с того ни с сего. Все еще пытается обратить меня. Я впустил его в квартиру, что было ошибкой. Он сказал, что я постарел. На что я ответил ему: актеру никогда нельзя говорить таких вещей. Он ушел, а я так разозлился, что отправился в парк, не захватив ключи. Сел там на скамью. Какая-то девушка рядом читала журнал «Лайф». Она попыталась заговорить со мной, а я огрызнулся.
На Генри были мокасины со стоптанными задниками, коричневые слаксы и синяя ветровка.
– А я считаю, что вы выглядите очень молодо, – возмутился я. – У вас хороший цвет лица после прогулки. И в ветровке вы похожи на яхтсмена.
Мой комплимент немного смягчил Генри. Он сказал:
– Гнев разогнал мне кровь, омолодив меня… Девушка в парке улыбалась мне, значит, я не выгляжу слишком старым. – Затем он подумал над моим комплиментом еще немножко, взвешивая его обоснованность, и добавил: – Молодые люди всегда считают, что старики молодо выглядят. Это пожилые друзья подрывают вашу репутацию.
Появилась тетушка. Швейцар открыл ей дверь, и она широко улыбнулась, довольная тем, что видит меня. Вне своей квартиры она выглядела крошечной и хрупкой. На ней была парадная юбка и жакет из легкой шерсти. Рыжие волосы были подстрижены в кружок.
– Тетя Сэди, – обратился я к ней, – это Генри Гаррисон, мой домохозяин. – Я надеялся, что Генри не станет возражать, что я так его называю. Просто мне хотелось быть уверенным, что старушка поняла, кто он такой. Она ведь всегда называла его просто донжуаном.
Тетушка удивилась, но надулась всем своим маленьким пятифутовым тельцем и поджала губы, изображая на лице замысловатое выражение для знакомства. Я видел, что ей хочется понравиться Генри и заодно внушить ему, что она женщина первого класса. Она застенчиво протянула ему свою маленькую веснушчатую ручку. Генри взял ее, он вел себя очень мило, и тетушка сказала, сладко улыбаясь:
– Большое удовольствие встретиться с вами.
– Я тоже счастлив познакомиться, – сказал Генри. – Спасибо вам за еду, за мацу и за тостер… Но мне нужно бежать. Я захлопнул дверь, потому что был на грани нервного срыва, а теперь еще и зуб разболелся.
Я испугался, что Генри повел себя так резко. Тетушка даже слегка растерялась, но при этом так сжала его руку, что он не смог убежать.
– Вы присматриваете за моим племянником? – спросила она.
– Вот уж нет. Абсолютно нет. Каждый мужчина сам за себя. Я едва управляюсь с собственной жизнью. Но мне и в самом деле пора. Было приятно познакомиться, – повторил Генри, и тетушка выпустила его руку. Он слегка поклонился и сказал мне: – Спасибо за ключи. Постараюсь не потерять их где-нибудь по дороге.
Затем швейцар открыл дверь, и Генри удалился.
Тетушка перевела духи слегка осела. Теперь она позволила себе расслабиться, ведь в конце концов, она больше не была обязана нравиться мужчинам. Я видел, что она немного обижена тем, что Генри не проявил должного внимания. Мое сердце болело за нее. Ей в ее возрасте не нужны были поражения. Мое тщеславие тоже было задето – ведь это была моя тетушка, она должна была понравиться Генри, он должен был вести себя более уважительно.
Но старушка была сильной, она уже была готова отразить удар.
– Я могла бы узнать его за милю, – сказала она, совершенно придя в себя. – Он не выглядит чистоплотным, хотя и не так плох для своего возраста.
Мы пообедали в греческой закусочной через улицу. Унылый старик сидел за кассой, опустив голову на руку. Тетушка порылась в сумке в поисках помады.
– Нужен счетчик Гейгера, чтобы найти что-нибудь в этой сумке, – вздохнула она.
Отыскав помаду, она подкрасилась и стала рассказывать мне, как работала в салоне в Саратога-Спрингс в 30-х годах, в сезон гонок, и о тех предложениях, которые делала ей богатая лесбиянка в отеле «Гранд- Юнион».
– Я вошла в ее комнату в полночь, я была пьяная, но она сказала, что хочет, чтобы я сделала ей маникюр. Неожиданно вся моя одежда полетела на пол. Сама не знаю, как это случилось. – Появился гороховый суп-пюре. Тетушка попробовала его, он показался ей холодным, она подозвала официанта, высокого статного грека со свежей щетиной на подбородке, и сказала: – Суп холодный.
Официант без звука унес тарелку; он понимал пожилых дам, которым нужно, чтобы их суп подогрели, хотя он и так горячий. Тетушка гордо улыбнулась, получив должное обслуживание, наслаждаясь проявленным уважением, и продолжила рассказ о Саратоге:
– Она стала целовать меня понимаешь куда. Прямо в киску. Это меня протрезвило, словно чашка кофе, и я сбежала. Но забыла туфли. Пришлось идти босиком. Я получила психологический удар. Часами потом сидела в ванной, не одну неделю чувствовала себя грязной. Можешь себе представить?
– Это было приятно?
– Что?
– Быть с женщиной?
– Одну секунду, – сказала старушка и улыбнулась мне с озорством. – Именно поэтому я и получила психологический удар.
Дафни хочет выпить лекарство от кашля и курит сигареты
Когда я вернулся домой с работы, в квартире было темным-темно. Обычно запятнанные занавески Генри были распахнуты, впуская в комнату вечернее солнце, но сейчас они были задернуты.
Я включил свет на кухне и прошел через темную комнату Генри, чтобы раздвинуть занавески. Генри лежал в темноте, свернувшись клубочком на постели. Предполагалось, что сегодня он преподает в Куинсборо. Я удивился и даже на мгновение испугался.
– Прошу меня простить, – сказал я, видя, что его глаза открыты. – Я не знал, что вы дома. Разве у вас сегодня нет занятий?
– Не было желания туда идти, – произнес Генри девчоночьим шепотом.
– Что это за голос? – спросил я.
– Детский. Я говорю словно медиум.
Я присел в темноте на белую кушетку. Мне понравилось, как Генри говорит голосом медиума. Я спросил:
– Как зовут ребенка?
– Дафни, – прошептала маленькая девочка.
– Разве что-то случилось, Дафни, что ты не захотела пойти в школу?
– У меня болит зуб.
Я думал, что зубная боль – это только предлог, чтобы избежать обеда с моей тетушкой.
– Я мог бы тебе чем-то помочь? Тебе что-нибудь хочется? – спросил я у Дафни.
– Лекарство от кашля.
Дафни капризничала. Я стал думать, о чем бы еще спросить малышку. Генри восхитительно изображал маленькую девочку. Я заговорил с ней успокаивающим тоном взрослого:
– Чем Дафни хочет заняться?
– Покурить сигареты, – кокетливо прошепелявила она со своей затемненной кровати.
– А как чувствует себя Дафни, когда курит сигареты?
– Хорошо.
– Дафни чувствует себя виноватой, когда курит?
– Да.
– Что будет, если Дафни поймают?
– Папочка…
Звонок телефона прервал нашу игру, но мне очень хотелось знать, что папочка сделает с Дафни. Я
