– В жизни никогда не знаешь, что как сложится, – философски заметил Камиль. – Я и предположить не мог, например, что сегодня встречусь здесь с тобой.
– Я нарушила какие-то твои планы?
– Представь себе.
Я не знала, что еще сказать. Ругаться с ним дальше? Высказывать какие-то претензии? А смысл? Я просто встала и, не пожелав Камилю спокойной ночи, отправилась наверх.
Я была зла – на него, на себя – за то, что, несмотря ни на что, хотела его, но не могла себе этого позволить. Я прекрасно понимала, что так и не узнаю, зачем он приехал. А ведь приехал он явно не отдыхать. И втайне от отца… Какие у него здесь могут быть дела? Кипр – оффшорная зона. У них или у него здесь зарегистрирована компания? Он как-то проводит через нее деньги? Конечно, я ничего не скажу его отцу. Я не стукачка. А Камиль… Он – сволочь! Но… Я заставила себя не думать о нем как о мужчине.
И кто еще был в доме? Или до сих пор находится? И был ли вообще? Хотя грязная тарелка…
Я приняла душ, расчесала волосы, долго глядела на себя в зеркало, потом вышла в коридор, прислушалась. Камиль все еще был внизу. Теперь он включил телевизор. А я устала, выпила сегодня вина и коньяка с соседями, долго валялась на пляже, и теперь мне хотелось спать.
Войдя в свою спальню, я невольно обратила внимание на шкаф-купе, состоявший из двух частей: для развешивания одежды на вешалках в одной и полок в другой. С замиранием сердца я открыла часть, где висел мой немногочисленный гардероб. Никого не обнаружила.
Зайти в комнаты детей? Но не хочется их будить. А если кто-то в самом деле сидит в одном из их шкафов? И выйдет среди ночи? Вообще-то мне плевать на это. Меня волнует одно: не причинит ли этот кто-то зла моим детям? И ведь они могут испугаться, если проснутся.
Я опять пошла вниз. Камиль увидел меня в махровом халате (из местного реквизита) и вопросительно приподнял одну бровь. Сейчас он уже скинул футболку и сидел с обнаженным торсом. Мой взгляд невольно остановился на шраме на его груди.
– Все-таки надумала? – спросил он, слегка прищуриваясь.
– Нет! – рявкнула я.
– Телевизор решила посмотреть?
– Нет!
– Чайку попить?
– Да заткнешься ты или нет?!
– Не ори, а то разбудишь детей, – совершенно спокойно сказал Камиль. – И вообще, не пора ли определиться?
– Здесь кто-то есть, кроме тебя? – спросила я, стараясь держать себя в руках. Хотя, признаться, меня уже трясло от ярости. Хотелось запустить Камилю в голову какой-нибудь тарелкой. Или хотя бы в стену. Но опять же боялась разбудить Катьку с Витькой.
– Ты и дети.
– Ты уверен?
– У тебя галлюцинации?
– Да, представь себе. Мне показалось, что кто-то спускался по лестнице, когда ты веселился с детьми.
– Может, из ревности? От нее бывают всякие глюки.
– Ты еще скажи мне, что я сумасшедшая.
– Не сумасшедшая, но червяков у тебя достаточно. Иди спать. Я ведь мужик все-таки, а смотреть на твои загорелые ноги и знать, что под халатиком у тебя ничего нет… Не искушай. Или соглашайся.
Я с трудом сдержалась, чтобы не сорваться, но все-таки решилась задать последний вопрос:
– С моими детьми ничего не случится?
– Да ты успокоишься или нет? – прошипел Камиль. – Иди спать! Прими снотворное, если не можешь уснуть. Выпей коньяку!
Он вскочил с кресла, направился к бару, извлек оттуда бутылку «Реми Мартин», взял пузатый бокал и плеснул янтарной жидкости.
– Давай. Быстро, одним залпом, как лекарство. Ну!
Я вздохнула и выпила. Для успокоения нервной системы.
– Вот и молодец. А теперь давай баиньки.
– Камиль…
– Слушай, я устал! Давай отложим все разговоры до завтра?
– А ты мне что-нибудь скажешь?
– Если
Я не могла сдержать улыбку, на этот раз пожелала Хабибуллину спокойной ночи и отправилась наверх. Двери спален изнутри не запирались, и мне даже не требовалось решать вопрос: оставить дверь открытой или закрыться.
Я проснулась примерно часа через два. Не знаю, что меня разбудило. Посмотрела на часы: глубокая ночь. Долго прислушивалась. В доме не раздавалось никаких звуков. Телевизор внизу молчал. Но меня почему-то охватил страх.
Я села на постели и еще послушала. Опять ничего. Но ведь какой-то звук меня разбудил?
Надо проверить детей, решила я. Встала, накинула халат (обычно сплю голой – если, конечно, позволяет температура воздуха), сунула ноги в пляжные шлепанцы, потом решила, что босиком создам меньше шума, и сняла их. Тихо выскользнула в коридор. Двери тут не скрипели, а пол, как и во всех других домах, в которых мне довелось побывать на Кипре, был мраморным. Опять прислушалась.
Моя спальня была крайней справа, за ней следовала Катькина. Я приоткрыла дверь и убедилась, что дочь сладко спит, скинув одеяло. Поскольку работал кондиционер, я боялась, что ребенок может простудиться, поэтому тихонечко приблизилась и прикрыла Катьку. Она пробормотала что-то, но не проснулась. Хотелось поцеловать ее в лобик, но, чтобы не разбудить, я только легонько коснулась ее волос.
Далее была Витькина спальня. Я сунула нос и туда. Витька, как и обычно, спал в обнимку с подушкой. А затем мой взгляд упал на шкаф-купе, как и у меня, расположенный справа. Дверца была отодвинута сантиметров на тридцать, а я точно помнила, что, когда укладывала сына, она была закрыта. Я всегда обращаю внимание на такие вещи, потому что незакрытые шкафы и тумбочки меня раздражают. Я бы обязательно его плотно закрыла.
Значит, мои предположения оказались верны? И я зря не пошла проверять шкафы в комнатах детей? Хотя… Ведь могла бы получить по голове, если тот, кто тут прятался, не хотел, чтобы его видели.
Ступая неслышно, чтобы не разбудить сладко спящего сына, я приблизилась к шкафу и заглянула внутрь. Конечно, не увидела ничего интересного. Но мне все равно было не успокоиться, а сон как рукой сняло. Я опустила руку на дно и стала шарить. Внезапно дотронулась до пуговицы. Последняя пуговица, которую я находила, оказалась предметом весьма специфического предназначения, и ее у меня отобрали недружелюбно настроенные типы, работающие неизвестно на кого (то есть мне неизвестно). А что мы имеем тут?
Я вынула руку из шкафа и постаралась рассмотреть пуговицу при свете звезд и луны, падающем в комнату. К моему разочарованию, в ней не было ничего примечательного, скорее всего она отскочила от… Не знаю. От верхней одежды. Наверное, брюк или куртки, судя по размеру. Она была бежевого цвета. По центру шла выпуклая надпись латинскими буквами: «JOY». Я видела тысячи подобных пуговиц. Может, она и раньше тут валялась? А я ее просто не заметила, когда развешивала Витькины вещи? Почему ее кто-то должен был потерять именно сегодня? Но я все-таки опустила ее в карман халата, еще раз взглянула на сына, пресекла импульс его поцеловать, чтобы не разбудить, и снова вышла в коридор.
Там вновь задумалась о пуговицах. Не много ли я их нахожу в последнее время? Может, это какой-то один растяпа их теряет? Ведь есть же люди, оставляющие везде свои очки, или зонтики, или что-то еще. А этот теряет пуговицы. Или их для меня подбрасывают специально?!
Следующей была спальня Камиля. Если я сейчас туда загляну, то как убедить его, что я… Кстати, что я собираюсь делать? Проверить, в доме ли он. Один ли он. Нет, я не успокоюсь, пока не взгляну. Двери тут не скрипят, так что, надеюсь, он не проснется.
