место.
Уже из машины по сотовому я позвонила Пашке, не очень надеясь, что его удастся разбудить. Но любимый оператор, как выяснилось, еще не ложился. Правда, оказался в своем обычном состоянии, ну если только его усугубленном варианте.
– Подъехать сможешь? – спросила я у него. – Только такси вызови.
– А ты за мной не подъедешь? – промычал Пашка.
– Нет, я прямо еду туда. Паша, соберись! С работы выгонят, на что пить будешь?
– Твоя правда, – пробурчал оператор и пообещал быть.
К знакомому мне дому мы подъехали не первыми. Перед дверью парадного уже стояли несколько машин, на которых прибыли сотрудники органов. Значит, Елена Сергеевна вызвала только милицию? Или «Скорая», как всегда, задерживается?
Когда мы вышли на площадке, дверь в квартиру Креницких была открыта. Мужчина в штатском попытался преградить нам со Стасом дорогу, потом узнал меня.
– Ну вы оперативно работаете, Юлия Владиславовна! Мы сами только приехали, а тут и вы к свежачку. Андрей сегодня не дежурит, но Генку вы, кажется, тоже знаете? Проходите, там трупак сейчас фотографируют. И вы снимочек для своей газетки сделаете. Человек-то известный. Столько иностранных помоек освободил от хлама! У вас новый оператор? А Паша где?
Я сказала, что Паша скоро подъедет (очень на это надеялась), и попросила сразу же препроводить его ко мне. Однако перед тем, как добраться до трупа, мне пришлось уклоняться от ногтей Елены Сергеевны, бросившейся на меня, аки голодный коршун на мышь, потом, правда, резко затормозившей и заявившей во всеуслышание, что это я прикончила ее мужа.
– Да зачем он мне сдался?
– Потому что моя дочь увела от тебя мужика, а ты теперь его назад заполучила, хоть и в тюрьме, но тебе этого мало, ты решила нас всех истребить.
– Так, гражданочки, – Генка появился откуда-то из нутра квартиры, где мне побывать пока не довелось, – что тут происходит? Юль, никто на прибалта не откликнулся?
– На телерепортаж – нет. А газета пока не выходила.
Судя по всему, органам тоже ничего раздобыть не удалось. А Елена Сергеевна вознамерилась воспользоваться возможностью отправить за решетку теперь меня.
– Ты думаешь – журналюга, так с тебя все, как с гуся вода? А вы, молодой человек, вносите в протокол: это она его прибила. За то, что он мужа моей дочери с работы выгнал. Она на хорошие деньги рассчитывала, думала, мужик ее содержать будет, а он теперь безработный. Так что она его вначале в тюрьму засадила, раз толку с него теперь как с козла молока, а потом решила с моего мужа деньги поиметь. Но у нее ничего не получилось, и она его убила со злости.
Генка тупо уставился на Елену Сергеевну, потом уточнил, правильно ли он ее понял: она утверждает, что я убила Креницкого за то, что он выгнал с работы своего зятя и за то, что не дал мне денег? И я еще решила истребить всю семью Креницких? Есть еще какие-то причины?
– Да ей никакие причины не нужны, – выдала Елена Сергеевна. – А вообще Юлия Владиславовна давно хотела за него замуж. А я своей дочери не позволю ему передачки носить!
– За кого замуж? За вашего мужа? И кому передачки носить? Нельзя ли поконкретнее?
– Передачки зятю. Мужу моей дочери, с которым она пока не успела развестись. Под стать они друг другу – Юлия Владиславовна и мой зять. Теперь вместе будут честных людей убивать. То есть нет, не будут. Теперь они вместе сидеть будут. Так им и надо. Чего вы на нее наручники не надеваете? – кивнула на меня Креницкая. – Не видите, что ли, как по ней тюрьма плачет?
Генка странным взглядом посмотрел на Елену Сергеевну, потом попросил меня прояснить ситуацию. Я прояснила, в каких мы состоим отношениях, а также не стала скрывать, что сегодня вместе с двумя телохранителями приезжала за вещами Сергея. Елены Сергеевны тогда в квартире не было.
– Ты Креницкого видела? – спросил Генка.
– Нет, только Аллу. Я вообще была в одной комнате – Серегином кабинете. Как и один из телохранителей. Его зовут Виктор, фамилию не знаю. Второго увела к себе в комнату Алла Креницкая. Судя по звукам, совершила с ним грех прелюбодеяния.
– Не смей пятнать честь моей дочери! – завизжала Елена Сергеевна.
В это мгновение из своего крыла показалась Аллочка, которой, как выяснилось, на свою честь давно было наплевать. Аллочкину физиономию покрывали длинные ленты из огуречной кожицы. Как они на ней держатся? – хотелось спросить мне. Это было гораздо интереснее трупа.
– Мама, прекрати изображать из себя идиотку, – проворковала Аллочка. – Хотя я понимаю, что для тебя это сложно. А чего с отцом-то, кто-то может мне внятно объяснить?
– Вот она его убила! – Елена Сергеевна ткнула в меня пальцем.
– Да у нее возможности такой не было, – рявкнула дочь на мамочку.
Я прибалдела: вот уж от кого не ожидала поддержки. Мы быстро переглянулись с Генкой. А мамочка теперь ругалась с дочкой. Обе обвиняли друг друга в разврате. И убийстве отца и мужа. Вспомнили и Серегу – мужа и зятя – и высказали друг другу свои претензии.
Сотрудники органов слушали с большим интересом, возможно, кое-кто из них узнал для себя что-то новое из раздела «про это». И мамочка, и доченька были хорошо осведомлены о сексуальных пристрастиях друг друга, а также о партнерах и их количестве, превосходящем все возможные пределы. И как тут только жил Серега?
Затем Аллочка напомнила мамочке, как та чуть ли не каждый день грозилась убить отца, – и вот, значит, привела угрозу в исполнение. Мамочка не осталась в долгу и заявила, что это сделала Аллочка, потому что отец собрался «перекрыть ей кислород»: больше не давать денег, которые она так бездумно тратит. Отец хотел, чтобы дочь наконец взялась за ум, училась и начинала зарабатывать сама.
Они с такой ненавистью орали друг на друга, что я не удивилась бы, если бы одна из них убила другую. По-моему, присутствующие при сцене сотрудники органов думали то же самое. Интересные отношения были в семье Креницких. Но какое место в ней занимал Серега? Почему он тут жил? Это же свой домашний ад! Но, значит, его тут что-то держало… Вопрос: что?
Генка, которому надоело слушать мамочку с доченькой, позвал меня в глубь квартиры – туда, где мне еще не доводилось бывать. Я подозревала, что труп лежит именно там. Так и оказалось. Тут как раз прибыл Пашка, несколько растрепанный (но он всегда такой) и даже способный связно формулировать свои мысли, что откровенно порадовало.
Елена Сергеевна с Аллочкой не обратили на наш уход никакого внимания, как и на приезд Пашки: увлеклись выяснением отношений, а Пашку, наверное, приняли за члена оперативной группы. Он же сам в кадрах криминальной хроники не появляется, а то, возможно, мамочка с дочкой могли бы его и покалечить – узнав, что он постоянно работает в паре со мной. Стас остался рядом с любимой женщиной, но пока не произнес ни слова.
– Слушай, а ты не знаешь, почему они друг друга так ненавидят? – тихо спросил меня Генка, когда мы немного удалились от места скандала.
Я призналась, что размышляю о том же самом. Потом уточнила, как убили Редьку.
– Сразу «убили»! – усмехнулся Генка. – Вон что значит криминальный репортер!
– Ну вас же в таком количестве тут бы не было, если бы умер от естественных причин, – заметила я. Пашка включил камеру. – Пришел бы участковый, ну или по крайней мере кто-то один. Ну пусть двое. Но здесь же целая бригада! Да и ты, насколько мне известно, не в местном отделении трудишься.
– Логично, – кивнул Генка и пропустил меня вперед в одну из спален, где на широкой кровати и лежал труп Павла Степановича.
Знакомый судмедэксперт поднял голову, мы с ним поздоровались, Пашка тоже – это был один из его постоянных собутыльников. Другие находившиеся в комнате сотрудники органов тихо переговаривались. Прислушиваясь к ним, я поняла, что на труп им глубоко плевать – уже насмотрелись такого добра в достатке, печальных результатов семейных скандалов в том числе, а вот в апартаментах, подобных Редькиным, бывать доводилось нечасто. Бытовуха скорее встречается в «хрущобах» и «брежневках» после совместного распития спиртных напитков, а не в «благополучных» элитных домах. В таких чаще заказные… С контрольным выстрелом в голову. Тут же никто не стрелял, по крайней мере сегодня.
