– Да! – сказала Светка и разрезала на нем плавки. Снять их обычным способом не представлялось возможным: ноги Неандертальца были привязаны к ножкам кровати. Не развязывать же?
В процессе разрезания Светка «порадовала» Неандертальца, сообщив, что у нее рука легкая: как она мужика полюбит – в него или нож втыкают, или в тюрьму его сажают. Для примера она вспомнила депутата Ефимова. Потом вздохнула, вспоминая других бывших любовников.
– Тогда уж это не рука, – заметил охранник. На лбу Неандертальца выступили крупные капли пота.
Затем Светка начала раздеваться, периодически схватывая что-то с тарелки Татьяны или со сковородки Пашки. Меня она попросила раздобыть питье. Я вернулась с соком, мартини и пивом. Пашка взял пиво, Татьяна со Светкой стали пить мартини, передавая бутылку друг другу, я посасывала сок из пакета.
А рыжая напевала «Интернационал», правда, почему-то на мотив пугачевского «Айсберга», и под эту музыку скидывала с себя мятую одежду, в которой сидела в заточении. Нас она нисколько не стеснялась. Неандерталец, охранник и Пашка следили за ней во все глаза. По реакции Кости и охранника вскоре стало ясно: Светкины труды даром не пропадают. Пашка же решил нас покинуть, заявив, что он посидит на кухне, пива попьет.
Светка же, поплясав в голом виде вокруг кровати и прямо напротив охранника, оседлала Неандертальца и пустилась в путь… Правда, еще успела исполнить «Взвейтесь кострами, синие ночи, мы – пионеры, дети рабочих…». Неандерталец, судя по издаваемым им звукам, был доволен, несмотря на ранение и свое несколько унизительное положение. А вот охраннику не повезло… Но, может, Светка теперь и на него свой взор обратит?
Обратила… Потом рыжая быстро оделась и посмотрела на нас с Татьяной.
– Ну что, пошли, девчонки? Оружие не забудьте. Мне тоже надо бы что-то себе присмотреть в этом доме…
– Больше тут ничего нет, – встрял Костя.
– А тебя, развратник и извращенец, никто не спрашивал!
Светка вылетела из спальни и, судя по звукам, обежала весь дом. Оружия она нигде не нашла.
– Я готова, – объявила она нам.
Мы с Татьяной вежливо попрощались со связанными мужчинами, я попросила передать от меня привет Сереге и Славику, Костя вместо слов прощания еще раз послал меня по известному русскому адресу. Затем мы забрали Пашку, уже изрядно налакавшегося и значительно уменьшившего запасы пива в этом доме. Пашка лыка не вязал и с трудом волочил ноги, так что камеру пришлось нести мне. Татьяна несла «ужастики» и пистолеты, Светка вызвалась поддерживать Пашку. Пашка нес банку пива, прихваченную про запас.
Решили на всякий случай идти через лес, чтобы избежать встречи с Ящером и компанией, если они вздумают вернуться в этот момент.
– А как мы до нашей деревни-то доберемся? – вдруг спросила Татьяна. – Топать аж пять километров… Велосипед-то один на всех.
Светка предложила угнать машину. Потом бросим ее где-нибудь на дороге. На фиг церемониться с этими мужиками? Мне машину угонять не хотелось и вообще не хотелось лично встречаться с Ящером и Серегой, глаза бы мои их никогда не видели, а если мы тачку угоним, то такой вариант не исключен.
Тогда Татьяна предложила оставить Пашку на ночлег у Полины Александровны, а самим попросить до завтра велосипед. Втроем мы, чередуясь, как-нибудь доедем, освещая дорогу фонариком.
– Да мы втроем и дойдем, – заметила я. – Проблема-то в Пашке. Его тащить не хочется.
– Значит, пошли к Полине. Завтра заедем за Пашкой.
Но до Полины Александровны мы не дошли. Кто-то неслышно подобрался к нам сзади, и мы только в последний момент почувствовали присутствие лишних людей.
– Таня, пистолет! – крикнула я, но это было последним, что я успела сказать: на мой затылок обрушилось что-то тяжелое.
Я отключилась.
Глава 17
Мне снился эротический сон. Вроде как я открыла глаза и увидела над собой склоненное лицо Вадима. Я хотела у него что-то спросить, шевельнула губами, но Вадим не дал мне ничего сказать и накрыл мои губы своими. Его губы оказались сухими и жаркими, но в то же время такими мягкими и нежными! Создавалось впечатление, что моих губ коснулись цветочные лепестки. Но пахло от него одеколоном, который я ему сама покупала. Одеколон был одной из немногих вещей, которые он забрал из моей квартиры.
Потом он раздвинул языком мои губы, его язык встретился с моим и словно стал его изучать, исследовать и ощупывать. Боже, кажется, меня никто никогда так не целовал… Или такие ощущения бывают только во сне? Его губы впивались в мои так, словно пытались вытянуть из меня душу, потом наши языки сражались, затем сплетались, а в телах в это время зарождался и разгорался огонь страсти.
Кровь бешено неслась по моим жилам, я чувствовала поднимающуюся во мне жаркую волну, сердце Вадима стучало с такой же силой, как мое собственное. Его сильные и умелые руки быстро раздели меня. Ему самому пришлось скинуть только тренировочные и плавки: торс его был обнажен и прижимался к моей набухшей груди. Я чувствовала его жаркое дыхание на своей щеке, я чувствовала, как его сильные, мозолистые и привычные к грубой работе руки ласкают мое тело…
А потом наслаждение пронзило меня с головы до пят… Я окунулась из сна в другой сон, улетела в страну блаженства… Где-то рядом, над собою, я слышала его стон – и застонала сама. Не хотелось открывать глаз, не хотелось возвращаться в реальность, но хотелось видеть его…
Усилием воли я открыла глаза. Рядом со мною, на какой-то неизвестной кровати в незнакомой мне комнате в самом деле лежал Вадим – разбросав руки и с зажмуренными глазами.
