Норик быстро переоделась, совершенно не стесняясь никого из нас.
Среди многочисленных нарядов, где были и очень дорогие, и дешевые вещи, она выбрала нечто среднее между блузой и платьем: зеленое свободное одеяние с длинными широкими рукавами соединялось одной огромной брошью ниже пупка, где заканчивался вырез. По самому низу, который спускался ненамного ниже попы, шла лента, полы наводились одна на другую, и бант завязывался под попой. Трусы не просматривались, лифчик отсутствовал. К блузе Норка надела босоножки на высоченном каблуке, со шнуровкой до колена.
– Как ты можешь на них ходить? – поразилась я.
– Я могу ходить на всем, что помогает заарканить мужиков. Ясно? И тебе надо бы носить высокий каблук. С твоим-то ростом. Хотя есть некоторые, которые тащатся на маленьких… Ладно, пошли смотреть, кого вы там мне приготовили.
У нас в апартаментах двери в наши с Татьяной комнаты были предусмотрительно закрыты. Элеонора цепким взглядом оглядела помещение и явно не врубилась, что это такое. Хотя, если бы любой посторонний человек оказался в Пашкином жилище (постоянном или временном), у него тоже возникли бы сложности с определением функционального предназначения. Как мне кажется, места, где мужчины проживают в одиночку, стремительно приобретают вид казармы или портовой ночлежки. Пашкины клонились к последнему варианту.
Но тут еще стоял компьютер, две телекамеры, а кругом лежала куча всякого добра, необходимого в нашей работе.
– Это наша база, – сказала я, чтобы Норик особо не мучилась, и села за компьютер. – О, Иван Захарович ответ прислал. «Граф Монте-Кристо» не только женат, но уже дважды дедушка. Ты интересовалась, – я посмотрела на Норика, которая так и стояла посреди комнаты и оглядывалась по сторонам. Взгляд падал то на диски, то на Пашкины штаны, то на батарею, то на семейные трусы в меленький цветочек. – Эй, Нора, очнись!
Пашка тем временем извлек из холодильника очередную банку пива и завалился на диван кверху пузом, подложив под плечи большую подушку. Ему даже в голову не пришло что-то предложить гостье. Мы для него были своими, и он прекрасно знал, что мы сами себя обслужим, если захотим.
– Нора, садись рядом, сейчас портреты смотреть будем, – сказала я.
– Вы мне что, мужа по Интернету искали? – гостья посмотрела на меня, потом на Татьяну, которая уже устроилась в кресле и закинула ногу на ногу.
– Нора, сядь рядом с Юлей, не маячь тут, – сказала Татьяна. – Тебе покажут запись, которую делал Павел. Мужики на ней.
Правда, вначале в кадре появилась я в желтой кислородной маске, у меня за спиной с ума сходили люди в салоне самолета.
– Это что, фильм? Вы и фильмы снимаете? – Норик уставилась в экран, потом на меня. – А ты и в кино влезла? Я тоже всегда хотела быть актрисой и даже один раз в театральный институт поступала.
– Нет, это хроника. И я только веду репортажи с мест событий. Все, что мы снимаем, – правда.
Я остановила кадр на «черном» антикваре. На нем он вроде бы спал. Или уже не спал. Этого я сказать не могла.
– Взгляни, пожалуйста.
Норик долго разглядывала мужчину, потом заявила:
– Нет, этот мне не подойдет. В экономическом классе летит. Одет с рынка. И больной он какой-то. Рожа отечная, кожа нездоровая. Давай другого.
Я поняла, что она даже не знает, кто это такой.
Вторым я показала Олега Белохвостикова, или кто он там. Мужчина возвращался по проходу из туалета на свое место. Я остановила кадр.
– Дальше давай! – заорала Норка истошным голосом. – Дальше что?
Девица впилась мне в руку.
– Эй, полегче! – дернула я руку, но Норик меня не отпускала, впившись мертвой хваткой.
Татьяна в мгновение ока оказалась рядом и отцепила Норика, которая неотрывно смотрела на экран.
– Этот понравился? – мягко спросила Татьяна.
– Самолет грохнулся? – повернулась Норик ко мне и посмотрела безумными глазами.
– Если бы он грохнулся, мы бы втроем сейчас тут с тобой не разговаривали, – заметила я. – Самолет приземлился. Немного пострадал, конечно, но приземлился.
– А он? – Норик кивнула на застывший кадр.
– И он приземлился.
– И где он сейчас?
– Ты с ним знакома? – спросила Татьяна.
Норка резко повернулась к ней и впилась ей в одежду.
– Эй, полегче! – заорала теперь уже Татьяна, и на этот раз уже я бросилась оттягивать Норика от нее. – Паша, дай-ка коньяка.
Мы налили гостье, и она выпила его, как воду.
– Ну? – спросила Татьяна.
– Где он?
– Кто он? – спросила уже я.
– Это мой брат, – сказала Норка. – Двоюродный. Дядькин сын. Он пропал. Он летал в Россию и уже давно должен был вернуться, а его нет. Это вы летите сюда или в Россию?
– Сюда. – Я назвала дату.
– Да, тогда и должен был прилететь, – кивнула Норик.
– А жил он в вашем доме? Вместе со всей кодлой?
– Нет, снимал квартиру.
– Ты туда ходила? – спросила я.
– Значит, тебе есть где жить, – заметила Татьяна.
– Его там нет! Неужели вы думаете, что мы с дядькой туда не ездили? Все закрыто, а ключа у нас нет. Вламываться не будешь – там любопытные соседи-французы тут же носы высовывают и следят, пока не уйдешь. Телефон у него выключен. Мы вообще не представляли, что думать! Где он?!
– В морге, – сказала я после того, как Татьяна налила Норику еще коньяка. Та застыла с бокалом в руке. – А ключи, вероятно, во французской полиции.
Норик какое-то время издавала нечленораздельные звуки, потом внятно спросила:
– Он задохнулся?
Мы удивленно посмотрели на нее, потом рассказали, где его нашли, в каком состоянии, и назвали причину смерти – отравление средневековым ядом.
– Этого не может быть! – заорала Норик.
– Чего именно? – спокойно спросила я.
– Он не мог отравиться и…
Она запнулась, села, долго молчала, тупо глядя в экран и, похоже, ничего не видя.
Я напомнила Норке про вечеринку у Василия Степановича, где она тоже присутствовала, и сказала, что ее брат там появлялся.
– Не было его там! – воскликнула Норка.
Я нашла нужные кадры.
– Ой, блин! – воскликнула она. – Как я могла его пропустить?
– Как раз тогда подходил катер с Артуром Небосклоновым, – напомнила я.
– Да, я была на берегу, – кивнула Норик. – Значит, он подошел позже… И не позвонил, гад. Какие у вас еще есть кадры?
У нас имелась только съемка трупа. Я показала Норику, где нашли ее брата.
– Во влипла, блин…
– Квартира до какого числа снята?
– До первого октября.