даже и при обычном обмене информацией: ты и я имеем право придавать любым терминам какие угодно значения, но если требуется прийти к удовлетворительной коммуникации, приходится договариваться о платформе общепринятых смыслов.
Одни называют дождем такую погоду, когда льет как из ведра, для других дождь — даже если едва накрапывает, но когда решается общий вопрос — идти ли на пляж или нет, — можно договориться об общем понятии «дождя», дождь — это то, когда идти на пляж не имеет смысла. Принцип торга применяется и при интерпретации текста (поэтического текста, старинного документа), ибо как бы мы его ни истолковывали, сам по себе текст гласит то, что гласит, и это твердый неотменяемый факт. Если вода льет с неба, она льет, а если действие романа Мандзони начинается на озере Комо, оно не может начинаться на озере Гарда — это будет уже другой роман.
Если бы и впрямь, как утверждают некоторые, на свете не было бы фактов, а только одни интерпретации, торговаться было бы бессмысленно, потому что не было бы критерия, позволяющего сравнить интерпретации и увидеть: лучше моя интерпретация — или твоя. Интерпретации поддаются сравнению и обсуждению именно благодаря тому, что они приложимы к фактам. Я вычитал в газете, что один плохо информированный священник занес меня в список Учителей Зла, потому что я утверждаю, будто не существует фактов, а только интерпретации. Я спокойно отнесся к попаданию в Учители Зла (люцифериански я был бы и не прочь, но, возрастая годами и мудростью, убеждаюсь все решительнее, что я всего лишь Негодный Ученик), но я безусловно во всех своих писаниях всегда утверждал совершенно противоположное тому, что приписал мне этот служитель церкви. Именно таким образом, интерпретации постоянно разбиваются о твердые факты, а факты, которые порой плохо поддаются интерпретации, тверды и непреложны, несостоятельные интерпретации о них разбиваются.
Прошу прощения, что сделал далекое отступление (мне оно кажется полезным), — возвращаюсь к идее торга в обществе. Торгуемся мы вот о чем. Если бы каждый держался исключительно своей интерпретации фактов, диспут не кончился бы никогда.
Необходима торговля, чтобы свести дивергентные интерпретации к точке конвергенции, пускай даже частичной, а оттуда выходить навстречу факту: факт ведь непреложен, неопровержим, и разделаться с фактом не так уж просто, как мы знаем по опыту.
Весь этот разговор (который подводит к принципу, что с неотвратимым нужно разумно торговаться) возник, когда в одном миланском лицее по просьбе родителей-эмигрантов решили учредить класс для учеников-мусульман.
Это забавная история, потому что при разумном подходе ничего бы не стоило отправить половину мусульман в один класс, половину в другой, тем самым способствуя их культурной интеграции с товарищами-носителями другой культуры, и давая местным подросткам возможность узнать много для себя нового. Именно этого всем бы нам и хотелось, живи мы в лучшем из возможных миров. Тем не менее судьба распорядилась таким образом, что мир, в котором мы живем, — не самый лучший, хотя некоторые богословы и философы объясняют, что сам Господь не умел вообразить что-нибудь поприличнее и теперь мы имеем то, что у него получилось.
Я обычно на сто процентов согласен с тем, что пишет мой друг Клаудио Магрис[362] (ладно, чтоб смущать себя и его, скажу — на девяносто девять и девять десятых процента), но хотел бы высказать кое-какие претензии к его статье, опубликованной в прошлый понедельник в «Коррьере делла Сера». Напоминая, что решение школьной администрации было определено тем фактом, что родители подростков выставили ультиматум: или будь по-нашему, или мы не пошлем детей в школу, — Магрис комментирует: «Это требование устроить гетто можно еще представить себе в устах расиста, одуревшего от ненависти к мусульманам. Представить себе как оскорбление всему на свете, и в первую очередь — исламу. В устах же мусульман оно звучит как низкая карикатура на ислам. С какой стати может быть неприятно, скандально, отвратительно для мусульманского отрока иметь одноклассников — католиков, вальденсов, евреев или вообще молодых людей не крещеных и не обрезанных? Плюрализм — соль жизни, демократии и культуры — не являет собой серию миров, замкнутых друг в друге, не знающих друг о друге. Он состоит во встрече миров, в диалоге миров, в сравнении миров с мирами».
Я, конечно, всецело готов подписаться под этими высказываниями, в частности, вот уже несколько лет я участвую в работе сайта, созданного моими друзьями и сотрудниками и рассчитанного на педагогов любых наций и стран. Сайт посвящен проблемам взаимопонимания и приятия инакости. Этот сайт можно найти через «Academie Universelle des Cultures». Ясно, что для взаимопонимания и приятия нужно вместе жить. Это следовало бы объяснить тем родителям, которые потребовали для собственных детей создания гетто. Но я не знаю специфическую картину и не могу сказать, до какой степени эти люди убеждаемы. Хотя повторяю, что под словами Магриса в общем и целом готов подписаться.
За исключением одного пункта очерка. Я не согласен с утверждением, что запрос исламских родителей «неприемлем» и что не стоит обращать на него внимание, а следует бросить в корзину. Реагировать ли на запрос, принципиально оскорбительный для наших
Факт, который в этот раз дается нам в своей непреложности, — это что группа родителей (все они, кажется, египтяне) заявила школьному завучу, что или им сделают отдельный класс, или дети в школу ходить не будут. Не знаю, какие у них альтернативные планы. Пошлют они детей в Египет? Лишат их вообще образования? Устроят частную мусульманскую школу? Исключим первый вариант (хотя он доставил бы удовольствие «Лиге Севера»: вышвыривать щенков на историческую родину! — читай: «давить, пока не выросли»). Второй вариант нежелателен, поскольку он лишил бы молодых иммигрантов их права на полное образование (пусть даже по вине родителей, а не государства). Значит, третье решение? Втройне нежелательно. Во-первых, оно ведет к сегрегации, во-вторых, молодые лишаются возможности усвоить культуру принимающей страны, и в-третьих, высока вероятность их изоляции и фундаментализации. К тому же речь ведь идет не о детском саде, где достаточно было бы преподавать добровольцам из родителей. Речь идет о лицее. А там науки трудные. Разве что впору будет учреждать частные исламские лицеи, приравненные в правах к государственным школам, и это вполне реально, ведь у нас много частных католических лицеев, но лично мне не очень бы хотелось, чтобы это действительно произошло: новая форма сегрегации, разъединения…
Если такова действительность и таковы альтернативы, то, получается, вполне разумно решение администрации лицея в Милане. Разумно, и основано на рациональном торге. Учитывая, что ответив родителям «нет», перспектива была не иметь этих учеников в своей школе, и скорее всего — ни в какой школе, запрос был удовлетворен «через не хочу»: удовлетворен как наименьшее зло, в надежде, что через некоторое время все утрясется. Да, эти подростки-мусульмане теперь не учатся в одном классе с другими (для них это, кстати, большая потеря), но все-таки они учатся! И получают то же самое образование, которое дается итальянским подросткам. Они изучают наш язык и нашу историю. Поскольку это не младенцы, а ученики лицея, никто им не мешает рассуждать своей головой и даже встречаться по своему выбору с итальянскими сверстниками (китайскими, филиппинскими). Нигде не сказано, что они стопроцентно солидарны с позицией своих родителей.
Кроме того, учитывая, что это лицей, где преподают кучу наук и кучу предметов, будь их преподаватели действительно на высоте, они расскажут всем ученикам (и католикам и мусульманам), что хотя в Италии заведены свои обычаи, свои ритуалы, и большинство жителей имеет определенные религиозные убеждения, но всем было бы интересно прочесть некоторые части Корана, например следующие:
Скажите! Мы уверовали во Всевышнего, в то, что ниспослано нам, а также в то, что было ниспослано Аврааму, Исмаилу, Исааку, Якубу и потомству. А также в то, что ниспослал [Всевышний Аллах] Моисею, Иисусу и то, что было ниспослано пророкам от Господа их. Для нас все пророки одинаковы [как пророки и посланники Творца]. И мы Ему [Всевышнему Творцу] покорны.
62. Воистину, уверовавшим, а также иудеям, христианам и сабеям — всем тем, кто уверовал в
