только с теми, кого знал много лет, кого уважал и кто его самого ни разу не пытался кинуть, – или с людьми, рекомендованными этими клиентами.
При виде нас с Татьяной Соломон Моисеевич вскочил из-за стола, склонился над нашими ручками, сказал по паре комплиментов. Я знала, что слабостью Соломона Моисеевича даже в этом возрасте были женщины. Он был официально женат трижды, имел пятерых законных детей и еще троих от разных женщин. Любит всех, дружит с бывшими женами и любовницами, до сих пор засматривается на хорошеньких женщин, и помощницами у него всегда работают настоящие красотки, которые, правда, часто меняются из-за того, что выходят замуж. Устроить личную жизнь помогает Соломон Моисеевич.
– Юлечка, Танечка, вы до сих пор не замужем? – с искренней печалью в голосе воскликнул Соломон Моисеевич. – Ну как так можно? Такие красивые девочки! Куда смотрят эти мужчины? Юлечка еще такая известная! Иван, о чем ты думаешь? Почему ты еще не нашел женихов Юлечке и Танечке? Вон у тебя есть такой симпатичный молодой человек…
Взгляд Соломона Моисеевича упал на Виталю. «Симпатичным молодым человеком» Виталю не называл никто и никогда, правда, он очень нравится моей маме, но из-за того, что на него можно положиться. Именно Виталя поддержал ее, когда все считали, что я погибла в Сибири. Возможно, я и согласилась с ним тогда жить вместе из чувства благодарности – он и отца моего в больницу устраивал, когда после известия о моей гибели у того случился сердечный приступ…
– У меня есть на примете очень достойные молодые люди, – не оставлял попыток устроить личную жизнь всем знакомым Соломон Моисеевич. – Я хочу, чтобы они попали в хорошие руки.
Я тут же вспомнила тетку, которую видела в холдинге, и сказала, что мне на днях уже предлагали взять одного мужчину в хорошие руки – ест все, к туалету приучен, еще и ремонт может сделать. Потом я посмотрела на Ивана Захаровича и заметила, что тот мужчина подошел бы ему. Иван Захарович уже открыл рот, чтобы заорать, но я пояснила, что имею в виду хорошие руки, а он, насколько мне известно, собрался делать ремонт городской квартиры.
– Девочки со своей личной жизнью сами разберутся, – заявил Иван Захарович Соломону Моисеевичу, не удостоив меня ответом, и пригласил всех к столу. Это было что-то новенькое. Обычно Иван Захарович влезает с комментариями, по крайней мере моей личной жизни.
На вопрос о том, нет ли у нас каких-то новостей, Татьяна рассказала про сегодняшних гостей.
– К вам воры не должны бы наведываться, – серьезно заметил Иван Захарович. – Все знают, что вы под моим покровительством, да и в правоохранительных органах у Юли полно знакомых.
– Это серьезные воры знают, – заметил Соломон Моисеевич. – А сейчас массу преступлений совершают оставшиеся без работы гастарбайтеры, наркоманы…
– Внешность у ребят славянская, и на наркоманов они не похожи, – вставила Татьяна.
– Ну, будем надеяться, что больше не полезут, – заявил Иван Захарович и предложил приступать к трапезе.
Неужели не придал значения нашему сообщению? На него это не похоже.
Развитие событий последовало после трапезы. Иван Захарович придерживается принципа: вначале гостя накормить надо, потом вопросы задавать. Правда, он не задавал. Он рассказывал и объяснял. На пару с Соломоном Моисеевичем.
На стол был выставлен вместительный кубок, принесенный Виталей откуда-то из глубины дома.
– Как утверждает наш уважаемый Соломон Моисеевич, кубок серебряный, золоченый, семнадцатого века, – сообщил Иван Захарович нейтральным тоном.
Мы с Татьяной моргнули.
– Если Соломон Моисеевич утверждает, то так и есть… – начала я.
Старик тут же пустился в пространные объяснения, которые я не в состоянии воспроизвести, но я на самом деле в таких вопросах готова верить ему на слово.
– А откуда он? – спросила Татьяна. – Вы клад нашли?
– Юля нашла, – сказал Сухоруков. – На пару с Пашей. Только они ничего не поняли.
– Я отродясь никаких старинных кубков не находила, а Пашка вообще обычно из горла пьет или из банки. Ему кубки без надобности, и ему даже в голову не придет их искать.
– Если Юля нашла, то почему кубок у вас? – ехидненько спросила Татьяна.
Иван Захарович опять не удостоил нас ответом и кивнул Витале. Тот включил видеомагнитофон, подключенный к огромному телевизору. На экране вскоре возникла запись, сделанная Пашкой в квартире убитого бизнесмена Николая Свиридова. Виталя остановил на нужном месте, потом увеличил изображение.
Я взяла в руки кубок, повертела, осмотрела со всех сторон, передала Татьяне. На экране кубок стоял в ряду других и в общем и целом вписывался в этот ряд. По крайней мере мы с Пашкой его никак не выделили. Он точно не бросался в глаза.
– А этот спортсмен не мог его получить на каких-то соревнованиях в советские времена? – спросила Татьяна.
– Ты соображаешь, что несешь? – заорал Иван Захарович.
– Танечка! – сложил руки на груди Соломон Моисеевич.
Виталя просто покрутил пальцем у виска.
– Вы не дослушали до конца, – встряла я. – А я поняла, что имела в виду Татьяна.
Я сама успела в детстве и отрочестве позаниматься спортом, и отец мой занимался довольно долго – и все эти годы пришлись на советские времена. У него осталось много кубков, ваз, салатниц, настенные часы и много всякой всячины. В советские времена каждое крупное предприятие регулярно проводило соревнования по различным видам спорта. На заводах имелись тренеры, инструкторы, свои базы, стадионы, бассейны, лагеря. Поскольку все должны были где-то числиться (существовала статья за тунеядство), многие спортсмены, как тогда говорили, были «на подвеске» в одной или другой организации. Они за них выступали на многочисленных спартакиадах, турнирах и просто товарищеских матчах, за это получали зарплату. Городские и районные власти тоже проводили соревнования.
На все эти соревнования выделялся призовой фонд. Если предприятие производило продукцию, которую можно использовать в качестве призов, то давали ее. Например, дома у моих родителей до сих пор используется отличная продукция одного стекольного завода из Ленинградской области, полученная в качестве призов.
Но городские, районные или областные власти вполне могли использовать что-то из кладовых каких-то музеев. Предположим, была какая-то инвентаризация, нашли давно забытые ящики. Что в них? Ах, какие-то кубки. Никогда нигде не выставлялись. Куда их ставить в музее? Некуда, свободных площадей нет и не будет. Воровать в те времена или побоялись бы, или просто не стали из идейных соображений. Домой тащить опасно – кто-то увидит и сообщит куда следует. Город наш в те времена не мог похвастать таким количеством антикварных лавок, как теперь. Искать подпольных коллекционеров? Нереально. То же самое – скупщиков подобных вещей. И кто мог на глаз сказать, что это – кубок семнадцатого века? Или ящик с кубками, представляющими историческую ценность?
Да, в России всегда были специалисты, но в советские времена они или работали в музеях, или прятались в глубоком подполье. Я сделала легкий поклон в сторону Соломона Моисеевича.
– Мы не знаем, где был обнаружен кубок – или кубки. Может, в подвале какого-то старинного особняка, когда стали делать ремонт, чтобы разместить там какой-то трест. Может, он просто стоял в каком-то НИИ, и никто не помнил, как он оказался на полке. Но потребовались призы на соревнования, и на них решили пустить кубок. Да никому в голову не пришло вызывать эксперта!
– И даже если пришло, могли решить, что советские спортсмены достойны такой награды, – заметила Татьяна.
– Версия имеет право на существование, – спокойно сказал Иван Захарович. – Признаю: мне самому это не пришло в голову. Правда, я в те годы спортом в других местах занимался. Лесоповальным, – он хмыкнул. – Но вы не знаете всех деталей.
– Ну так расскажи, Ваня! – воскликнула Татьяна. – Что ты нас тут маринуешь?
Оказалось, что еще год назад к Соломону Моисеевичу обращался заочно известный нам всем Генрих, владелец сувенирных лавок и друг покойного Николая Свиридова.
– Он кубок приносил?! Этот?! Вам на оценку?! Для консультации?!
