К яслям в царевой конюшне голодных коней привязали; В ясли же полбы насыпали, смешанной с ярким ячменем; К светлой наружной стене прислонили потом колесницу. Странники были в высокий дворец введены; озираясь, Дому любезного Зевсу царя удивлялися оба: Все лучезарно, как на небе светлое солнце иль месяц, Было в палатах царя Менелая, великого славой. Очи свои наконец удовольствовав сладостным зреньем, Начали в гладких купальнях они омываться; когда же Их и омыла и чистым елеем натерла рабыня, В тонких хитонах, облекшись в косматые мантии, оба Рядом они с Менелаем-властителем сели на стульях. Тут поднесла на лохани серебряной руки умыть им Полный студеной воды золотой рукомойник рабыня; Гладкий потом пододвинула стол; на него положила Хлеб домовитая ключница с разным съестным, из запаса Выданным ею охотно; на блюдах, подняв их высоко, Мяса различного крайчий принес и, его предложив им, Кубки златые на браном столе перед ними поставил. Сделав рукою приветствие, светлый сказал им хозяин: «Пищи откушайте нашей, друзья, на здоровье; когда же Свой утолите вы голод, спрошу я, какие вы люди? В вас не увяла, я вижу, порода родителей ваших; Оба, конечно, вы дети царей, порожденных Зевесом, Скиптродержавных; подобные вам не от низких родятся». Тут он им подал бычатины жареной кус, из почетной Собственной части его отделивши своею рукою. Подняли руки они к предложенной им пище и голод Свой утолили роскошной едой и питьем изобильным. Голову к спутнику тут приклонив, чтоб подслушать другие Речи его не могли, прошептал Телемах осторожно: «Несторов сын, мой возлюбленный друг, Писистрат благородный, Видишь, как много здесь меди сияющей в звонких покоях; Блещет все златом, сребром, янтарями, слонового костью; Зевс лишь один на Олимпе имеет такую обитель; Что за богатство! Как много всего! С изумленьем смотрю я». Вслушался в тихую речь Телемаха Атрид златовласый; Голос возвысив, обоим он бросил крылатое слово: «Дети, нам, смертным, не можно равняться с владыкою Зевсом, Ибо и дом и сокровища Зевса, как сам он, нетленны; Люди ж иные поспорят богатством со мной, а иные Нет; претерпевши немало, немало скитавшись, добра я Много привез в кораблях, возвратясь на осьмой год в отчизну. Видел я Кипр, посетил финикиян, достигнув Египта, К черным проник эфиопам, гостил у сидонян, эрембов; В Ливии был, наконец, где рогатыми агнцы родятся, Где ежегодно три раза и козы и овцы кидают; В той стороне и полей господин и пастух недостатка В сыре, и мясе, и жирно-густом молоке не имеют; Круглый там год изобильно бывают доимы коровы. Той же порой, как в далеких землях я, сбирая богатства, Странствовал, милый в отечестве брат мой погиб от убийцы Тайно, никем не предвиденно, хитрым предательством женским. С тех пор и все уж мои мне сокровища стали постылы. Но об этом, кто б ни были вы, уж, конечно, отцы вам Все рассказали… О, горестно было мне зреть истребленье Дома, столь светлого прежде, столь славного многим богатством! Рад бы остаться я с третью того, чем владею, лишь только б Были те мужи на свете, которые в Трое пространной Кончили жизнь, далеко от Аргоса, питателя коней. Часто, их всех поминая, об них сокрушаясь и плача, Здесь я сижу одиноко под кровлей домашней; порою Горем о них услаждаю я сердце, порой забываю Горе, понеже нас скоро холодная скорбь утомляет. Но сколь ни сетую в сердце своем я, их всех поминая, Мысль об одном наиболее губит мой сон и лишает Пищи меня, поелику никто из ахеян столь много Бедствий не встретил, как царь Одиссей; на труды и печали Был он рожден; на мою же досталося часть сокрушаться, Видя, как долго отсутствие длится его; мы не знаем, Жив ли он, умер ли; плачет о нем безутешный родитель Старец Лаэрт, с Пенелопой разумной, с младым Телемахом, Бывшим еще в пеленах при его удаленье из дома». Так он сказав, неумышленно скорбь пробудил в Телемахе. Крупная пала с ресницы сыновней слеза при отцовом Имени; в обе схвативши пурпурную мантию руки, Ею глаза он закрыл; то увидя, Атрид догадался; Долго, рассудком и сердцем колеблясь, не знал он, что делать: Ждать ли, чтоб сам говорить о родителе юноша начал, Или вопросами выведать все от него понемногу? Тою порой, как рассудком и сердцем колеблясь, молчал он, К ним из своих благовонных, высоких покоев Елена Вышла, подобная светлой с копьем золотым Артемиде. Кресла богатой работы подвинула сесть ей Адреста; Мягкий ковер шерстяной положила ей в ноги Алкиппа; Фило пришла с драгоценной корзиной серебряной, даром Умной Алькандры, супруги Полиба, в египетских Фивах Жившего, много сокровищ имея в обители пышной. Две сребролитные дал он Атриду купальни и с ними Два троеножных сосуда и золотом десять талантов; Также царице Елене супруга его подарила Прялку златую с корзиной овальной; была та корзина Вся из сребра, но края золотые; и эту корзину Фило, пришедши, поставила подле царицы Елены, Полную пряжи сученой; на ней же лежала и прялка С шерстью волнистой пурпурного цвета. На креслах Елена Села, прекрасные ноги свои на скамью протянувши. Сев, с любопытством она у царя Менелая спросила: «Мог ли узнать ты, Атрид благородный, питомец Зевеса,
