То на уме их, конечно, есть замысел, нам неизвестный; Ибо всегда нам открыто являются боги, когда мы, Их призывая, богатые им гекатомбы приносим; С нами они пировать без чинов за трепезу садятся; Даже когда кто из них и один на пути с феакийским Странником встретится — он не скрывается; боги считают Всех нас родными, как диких циклопов, как племя гигантов». Кончил. Ему отвечая, сказал Одиссей хитроумный: «Царь Алкиной, не тревожься напрасно таким помышленьем; Вечным богам, беспредельного неба владыкам, ни видом Я не подобен, ни станом: простой человек я, из всех вам В мире известных людей земнородных, судьбою гонимых, Самым злосчастнейшим бедственной жизнью моей я подобен. Боле других бы я мог рассказать о великих напастях, Мной претерпенных с трудом непомерным по воле бессмертных; Но несказанным, хотя и прискорбен, я голодом мучусь; Нет ничего нестерпимей грызущего голода: нами Властвуя, он о себе вспоминать ежечасно неволит Нас, и печальных и преданных скорби душой. Сколь ни сильно Скорби душою я предан, но тощий желудок мой жадно Требует пищи себе и меня забывать принуждает Все претерпенное мной, о себе лишь упорно заботясь. Вы же, молю вас, как скоро пробудится светлая Эос, Мне, злополучному, путь учредите в отчизну возвратный; Много я бед претерпел, но готов и погибнуть, лишь только б Светлый свой дом, и семью, и рабов, и богатства увидеть». Кончил; они, изъявив одобренье, решили в отчизну Гостя отправить, пленившего всех их столь умною речью. После, свершив возлиянье и вкусным вином насладившись, Каждый в свой дом удалился, о ложе и сне помышляя. Но Одиссей богоравный остался в палате столовой; Царь Алкиной и царица Арета остались с ним вместе; рабыни Тою порой со столов всю посуду поспешно убрали. Тут белорукая с гостем беседовать стала Арета. Мантию с тонким хитоном, сотканные ею самою Дома с рабынями, в платье пришельца узнавши, царица Голос возвысила свой и крылатое бросила слово: «Странник, сначала сама я тебя вопрошу; отвечай мне: Кто ты? Откуда? И платье свое от кого получил ты? Нам ты сказал, что сюда был морской непогодою брошен». Светлой царице ответствовал так Одиссей хитроумный: «Трудно, царица, мне будет тебе рассказать всю подробно Повесть о бедствиях, встреченных мною по воле рожденных Древним Ураном богов, — об одном расскажу откровенно: В море находится остров Огигия; там обитает Хитроковарная дочь кознодея Атланта Калипсо, Светлокудрявая нимфа, богиня богинь. И не водят Общества с нею ни вечные боги, ни смертные люди. Я же один, злополучный, на остров ее был враждебным Демоном брошен, когда мой корабль сокрушительным громом Зевс поразил посреди беспредельно-пустынного моря. Спутников всех (поглотила их бездна) тогда я утратил. Сам же, на киле разбитого судна, обхваченном мною, Девять носившися дней по волнам, на десятый с наставшей Ночью на остров Огигию выброшен был, где Калипсо, Светлокудрявая нимфа, живет. И, приют благосклонно Дав мне, богиня меня угощала, кормила, хотела Мне наконец даровать и бессмертье и вечную младость. Сердца, однако, она моего обольстить не успела. Целые семь лет утратил я там, и текли непрестанно Слезы мои на одежды, мне данные нимфой бессмертной. Год напоследок осьмой приведен был времен обращеньем; Вдруг мне она повелела покинуть свой остров — не знаю, Зевса ль она убоялась, сама ль изменилася в мыслях? Сел я на крепкосколоченный плот, и она, наделивши Хлебом меня, и душистым вином, и нетленной одеждой, Следом послала за мной благовеющий ветер попутный. Дней совершилось семнадцать с тех пор, как пустился я в море; Вдруг на осьмнадцатый видима стала вдали над водами Ваша земля, и во мне оживилося милое сердце, Столь несказанно страдавшее. Много, однако, еще мне Бед колебатель земли Посейдон непреклонный готовил: Ветры подняв, заградил предо мной он дорогу, и море Все беспредельное вдруг затревожилось; был я не в силах, Жалобно стонущий, судном владеть на взволнованной бездне: Буря его изломала в куски, и, в кипящую влагу Бросясь, пустился я вплавь: напоследок примчали К вашему брегу меня многошумные ветры и море; Гибели б мне не избегнуть, когда б на утесистый берег Был я волною, скалами его отшибаемой, кинут: Силы напрягши, я в сторону поплыл и скоро достигнул Устья реки — показалось то место приютным, там острых Не было камней, там всюду от ветров являлась защита; На берег вышед, в бессилие впал я; божественной ночи Тьма наступила; тогда, удалясь от потока, небесным Зевсом рожденного, я приютился в кустах и в опадших Спрятался листьях; и сон бесконечный послали мне боги. Там под защитою листьев, с печалию милого сердца, Проспал всю ночь я, все утро и за полдень долго; Солнце садилось, когда усладительный сон мой был прерван: Дев, провожавших царевну твою, я увидел на бреге; С нею, подобные нимфам, они, там резвяся, играли. К ней обратил я молитву, и так поступила разумно Юная царская дочь, как немногие с ней одинаких Лет поступить бы могли, — молодежь рассудительна редко. Сладкой едой и вином искрометным меня подкрепивши, Мне искупаться в потоке велела она и одежду Эту дала мне. Я кончил, по истине все рассказав вам». Он умолкнул. Ему Алкиной отвечал благосклонно: