узнавала, и эта внезапная утрата самоконтроля немного напугала ее. Восстанавливая душевное равновесие, мисс Фаррингтон с легкой душой отнесла столь неожиданную экзальтацию на счет усталости от чрезмерно напряженного учебного года и на том успокоилась. Завтра утром она постарается вести себя полюбезнее с Аланом и, возможно, попросит отвести ее завтракать на Портофино. Рестон наверняка будет просто счастлив. Одри признала, что вела себя с женихом не слишком ласково, впрочем, это не вызвало у нее особых угрызений совести. Однако теперь все изменится. И то, что какой-то бандит (Алан, конечно, прав – этот парень наверняка какой-нибудь проходимец) так глупо сравнил ее с Мадонной, вовсе не повод сходить с ума! Одри скользнула под одеяло, выключила свет и заставила себя думать о будущем муже, о семейном гнездышке, которое она совьет, о мебели, которую выберет. И все же, несмотря на искренние усилия, мисс Фаррингтон никак не удавалось вытеснить из памяти давно и прочно обосновавшийся там образ некоего флорентийца, похожего на Альдо, словно тот ему родной брат.
На следующее после той памятной ночи утро Алан Рестон немало удивился, встретившись за завтраком с очень доброжелательно настроенной Одри, но почел за благо не упоминать о недавних событиях и был глубоко тронут, когда девушка спросила, удалось ли миссис Рестон освободиться от дорожной усталости. Алан поначалу сказал невесте, что вообще-то он должен встретиться с итальянским коллегой на виа Порто Сопрана, но, подумав немного, предложил перенести деловое свидание и провести время с ней. Одри отказалась и, совершенно забыв о недавнем своем намерении позавтракать на Портофино, заявила, что отправится в картинную галерею дворца Бьянко. Молодые люди договорились увидеться в одиннадцать часов на площади Феррари и расстались, весьма довольные друг другом.
Во дворце Бьянко Одри задумчиво бродила по галерее, пока неожиданно ее взгляд не упал на портрет «Флорентийского дворянина» кисти Понтормо. Девушка замерла. Вся комедия, которую она принуждала себя играть со вчерашней ночи, оказалась бессмысленной, раз сама судьба позаботилась показать мисс Фаррингтон лицо, о котором ей так хотелось забыть. Можно подумать, Понтормо писал этот портрет с Альдо. Одри сразу узнала этот мягкий лучистый взгляд, красивый рисунок губ, тонкие черты лица в ореоле густых черных кудрей. Мисс Фаррингтон села на скамью напротив портрета флорентийца, который, казалось, взирал на нее с иронией. А если они еще раз встретятся, подумала она, интересно, узнает ли он ее, сравнит ли снова с Мадонной, скажет ли: «Я люблю тебя» – тем чарующим голосом, чьи нежные интонации так взбудоражили нервы молодой англичанки? Где было противостоять романтической и неопытной соммервильской затворнице чарам опытного ловеласа и красавца.
Одри в общем-то отдавала себе отчет в собственной слабости и потому искала предлог, который бы в той или иной мере скрыл от нее самой истинное положение вещей. Но и в такси, увозившем ее к больнице Сант-Андреа, девушка все еще не могла найти удачное объяснение.
После врачей, успокоивших Альдо насчет его состояния, явилась полиция. Инспектор сел у изголовья раненого, вежливо осведомился о его здоровье, уточнил некоторые данные и лишь после этого попросил подробно рассказать о вчерашнем и сообщить, нет ли у него каких-то подозрений насчет возможных причин нападения. Альдо сказал, что ничего не знает.
– Где вы встретили этих двоих?
– В Вилетта ди Негро, у Археологического музея.
– Мы нашли там тело некоего Эспозито… Рокко Эспозито. Вы были вместе?
– Это мой дядя, – срывающимся голосом проговорил Альдо.
– Как же получилось, что его убили, а вам удалось бежать?
Альдо обрисовал сцену, упомянув о смутном предчувствии, заставившем его держаться чуть поодаль.
– Вы оба приехали в Геную вчера вечером?
– Да.
– И зачем же?
– Работать.
В подтверждение своих слов Альдо показал письмо от генуэзского предпринимателя.
– И вы намерены оставаться здесь?
– Нет, теперь, когда Рокко убит, лучше вернуться в Неаполь.
Инспектор встал.
– Разумное решение… потому что, откровенно говоря, что-то в этой истории мне не особенно нравится… У вашего дяди не взяли даже кошелек. Странно, правда? Вам крупно повезло, приятель, что на вас нет досье в полиции… До свидания.
Это посещение встревожило Альдо. Настоящие дикари эти генуэзцы, как, впрочем, и все северяне. Молодому человеку не терпелось оказаться на виколо Сан-Маттео, среди своих. Полицейский, кажется, чертовски хитер, и если служащий «Альберто Бьянко» расскажет о звонке, изменившем место встречи, то страж порядка непременно явится сюда, и тогда уж Альдо точно придется рассказать всю историю. При мысли об этом Гарофани прошиб холодный пот. Ему стало страшно.
Одри впервые в жизни входила в больничную палату, предназначенную для мужчин. Все ее британское целомудрие было возмущено, и девушка шла за медсестрой, потупив глаза, дабы не увидеть какого-нибудь зрелища, способного оскорбить ее чувство пристойности. Неожиданно мисс Фаррингтон пришло в голову, что Альдо как раз может быть занят сейчас одной из этих прискорбных, но неизбежных надобностей. Девушка едва не убежала.
– Вот ваш раненый, синьорина…
Альдо лежал с закрытыми глазами.
– Он… он не… умер? – успуганно прошептала Одри.
Медсестра с улыбкой похлопала ее по руке.
– Да нет же, нет, спит как младенец Иисус. Садитесь рядышком – когда ваш милый откроет глаза и увидит свою подружку, это вылечит его лучше всяких лекарств.
Оскорбленная такой фамильярностью, Одри хотела возразить ей, но сиделка уже отправилась по своим делам. «Его подружка!» Да как она смеет так говорить, эта тетка? Только итальянцам могут взбрести в голову подобные мысли. Вечно они бредят любовью! Пожалуй, лучше уж уйти поскорей, пока Альдо не проснулся.
– Я знал, что вы придете…
Девушка подскочила от неожиданности. Итальянец смотрел на нее своим бархатным взглядом с совершенно неприкрытым неприличным обожанием. И прежде чем Одри успела отстраниться, он взял ее за руку.
– Этой ночью я так молил Бога позволить мне снова вас увидеть…
Стараясь скрыть смущение, Одри нервно рассмеялась.
– Что ж, надо признаться, вы в хороших отношениях с небом, раз я здесь!
– Добрый Господь знает, что я люблю вас и умер бы, если бы вы не пришли…
Неаполитанцы лгут с такой естественностью, что убеждают не только других, но и сами ухитряются уверовать в собственные россказни и в конце концов начинают воспринимать их как истину. Мисс Фаррингтон не знала, что возразить на такое.
– Не говорите глупостей, или я тут же уйду!
– Я держу вас за руку… и знаю… вы красивее всех, и я никогда не смогу полюбить другую…
В Оксфорде никто не позволил бы себе такой наглости! Мисс Фаррингтон просто не понимала, что ее тут удерживает. Надо немедленно подняться и уйти. Но она осталась и покраснела до корней волос, когда Альдо поцеловал ей руку и приложил к своей щеке.
– У вас… все еще жар… – пробормотала она.
– Это из-за вас…
Можно представить себе самочувствие мисс Фаррингтон, если этот разговор внимательно слушали соседи молодого человека по палате, не только не пропускавшие ни единого звука, но еще и комментировавшие его. Вне себя от стыда и досады, Одри вскочила.
– Раз вы не желаете вести себя разумно, я ухожу!
И тут же у нее за спиной послышался чей-то голос:
– Это было бы очень дурным поступком, синьорина! Мальчик любит вас!
