– Вот как?
И Людовик рассказал обо всем, что с ним произошло с тех пор, как он вернулся в Люцерн, не забыв упомянуть о смерти Мины и Оттингера. Сенталло объяснил, что полиция сама ему помогает и он даже живет в доме инспектора Вертретера. Не удержавшись, молодой человек тут же нарисовал самый восторженный портрет Эдит Вертретер, так что на губах господина Шмиттера мелькнула улыбка. А когда Людовик наконец закончил рассказ, в глазах управляющего стояли слезы и, чтобы скрыть смущение, ему пришлось шумно высморкаться.
– Людовик, если все, что ты мне рассказал, – правда (а у меня нет никаких оснований сомневаться в твоих словах, тем более, что ты ссылаешься на вполне доступные источники), – могу честно признаться: это одно из самых счастливых известий в моей жизни! – заявил господин Шмиттер, справившись наконец с волнением. – Твоя реабилитация докажет, что я не ошибся, когда-то поверив в тебя! И с каким же безграничным удовольствием в свое время я оповещу об этом господ Линденманн!
– А ведь вы сами считали меня вором, не так ли, господин Шмиттер?
Управляющий персоналом смущенно отвел глаза.
– Факты есть факты, Людовик… Не стоит на меня обижаться… Все во мне противилось этой мысли, но и твое поведение на процессе, и все свидетели доказывали, что ты виновен… Сам я не очень хитер, и чужие хитрости меня всегда обезоруживают… Я всю жизнь уважал Правосудие, считал его непогрешимым и, невзирая на мои собственные ощущения, когда тебе вынесли приговор, я невольно пришел к выводу, что суд прав, а я ошибся. Ты на меня сердишься?
– Нет… Раз все объединились против меня, то почему бы вам вести себя по-другому? К счастью, нашелся полицейский, который меня совершенно не знал, не был моим другом и нисколько не волновался о моей судьбе, но зато у него хватило мужества предположить, что суд недостаточно прояснил дело, рискнуть собственным положением и добиться моего условного освобождения из тюрьмы…
– Мне понятна твоя горечь, Людовик… и этот полицейский, сам того не подозревая, дал мне хороший урок. Надеюсь, ты сумеешь меня простить. Во всяком случае, хоть теперь я постараюсь тебе помочь… Но сначала скажи, на чем остановилось ваше расследование.
Сенталло объяснил, что после смерти Оттингера и проверки Херлеманна, чья непричастность к делу совершенно очевидна, полиция пришла к выводу, что виновных следует искать среди служащих банка. Шмиттер подскочил.
– Послушай, этого просто не может быть! Суди сам, я тысячу раз проверяю личное дело каждого и, можешь не сомневаться, ни за что не беру человека на работу, основательно не изучив все его прошлое.
– Но в мою-то виновность вы поверили!
– Прости еще раз, Людовик, но ты единственный из всего персонала банка, у кого было… трудное прошлое.
– Прошлое не всегда соответствует настоящему.
– Согласен, но, честно говоря, думаю, полиция опять ошибается. Скажи по секрету… кто у тебя под подозрением?
– Рудольф Шауб.
– Ты с ума сошел? Шауб двадцать два года проработал у нас и ни разу не получил ни единого взыскания.
– А почему он ушел?
– Почему он… Насколько я помню, Шауб получил небольшое наследство и, поскольку здоровье его с годами ослабло, предпочел уйти в отставку, получая сокращенную пенсию.
– Может, все и так, но не наверняка.
– Вспомни, как ты сам страдал от несправедливых обвинений, Людовик! И не веди себя так же по отношению к другим…
– Но, господин директор, раз деньги украли и это сделал не я, то кто-то же должен был придумать и осуществить весь план?
– Но почему папаша Шауб?
– Если бы не он, мне бы не пришлось сесть в фургончик рядом с Эрлангером, и я бы не попал в беду.
– Но нельзя же считать человека преступником только потому, что с ним произошел несчастный случай?
– Зато как вовремя!
– Ладно-ладно, я вижу, желание оправдаться – вполне, впрочем, законное и естественное, – заставляет тебя подозревать кого угодно и в чем угодно. Но в доказательство того, что и в самом деле хочу помочь, я все же затребую из архива дело Шауба и сообщу все сведения тебе. Где живет твой инспектор?
Сенталло назвал адрес Вертретера.
– Скажи, Людовик, а эта особа, которая живет вместе с братом… по-моему, она произвела на тебя очень сильное впечатление…
– Я бы очень хотел, чтобы, когда вы познакомитесь, господин директор, у вас сложилось такое же.
– Правда?
– Да… потому что, если я сумею добиться оправдания, сразу же попрошу ее стать моей женой!
– Браво! Это как раз то, что тебе нужно, мой мальчик! Как только ты снова станешь белее снега, вернешься на прежнее место, и мне наверняка удастся убедить братьев Линденманн выплатить тебе компенсацию за все потерянное время. Это самое меньшее, что я готов сделать, лишь бы ты меня простил…
– Я никогда не сомневался в вашей доброте, господин директор, и верил, что рано или поздно вы узнаете о своей ошибке и первым же согласитесь, что были не правы. Но, если я найду грабителей и помогу отыскать похищенные деньги, то получу еще и половину премии, обещанной господами Линденманн.
– Почему только половину?
– Потому что я должен поделиться с Францем Вертретером, без которого у меня бы никогда ничего не вышло.
– Справедливо и к тому же лишний раз доказывает, что ты честный и порядочный мальчик. Но тебе не кажется, что за два с лишним года эти деньги могли потратить?
– Полиция придерживается иного мнения.
– Что ж, будем надеяться, так и есть. А кстати, насчет денег… Тебе хватает на жизнь?
– Да, спасибо, все в порядке.
– Но ведь не мог же ты заработать в тюрьме кучу денег?
Энрико Шмиттер достал бумажник и вытащил из него все содержимое.
– На-ка вот, возьми…
– Уверяю вас…
– Если откажешься, я подумаю, что ты все еще на меня в обиде!
– Ну хорошо… только я вам все это обязательно верну!
– Ладно, я вычту из твоих первых зарплат…
Как и накануне, Сенталло решил подождать Эдит у выхода из магазина. Ему не терпелось рассказать молодой женщине о разговоре с Энрико Шмиттером и поделиться переполнявшей его радостью. В ознаменование счастливого события Эдит предложила устроить праздничный ужин. Они купили вяленого мяса по-гризонски – любимого блюда Франца, а заодно две бутылки вина «Мейнфилдер» и огромный черничный торт.
Инспектор сначала воздал должное необычайно вкусному ужину, а уж потом поинтересовался причинами такого торжества. Сенталло рассказал, как, не найдя Шауба дома, решил воспользоваться отсрочкой и сходить в банк к Энрико Шмиттеру. И не зря. Людовик описал, с каким участием принял его управляющий, и объяснил, что в конечном счете это его душевной широте они обязаны таким замечательным ужином. Подобрав с тарелки последние крошки черничного торта, Франц задумчиво покачал
