– По… недоразумению?
– Нет… из-за драки с ирландцами на Спарлинг Стриг.
Джошуа, словно эхо, повторил:
– На Спарлинг Стрит…
Он взял стул и сел. Чтобы успокоить Мелитта, Фрэнсис объяснил, что родственники его возлюбленной оказались слишком вспыльчивыми…
– Кто они?
– Кажется, докеры.
– И вы хотите жениться на дочери докера?
– Если она согласится,– да.
Мелитт ничего не ответил, но вложил в молчание все свое неодобрение. Джошуа встал.
– Поверьте мне, Бессетт, я ничего не имею против ирландцев вообще и против вашей девушки в частности, но вы неопытны, и я хотел бы предостеречь вас от неверного шага. Неравный брак еще никогда и никому не приносил счастья. Кроме того, ваше будущее место откроет вам дверь в общество, которое вам пока еще недоступно. Вам следует выбрать спутницу, которая не будет чужда ему. От этого зависит ваша карьера.
– Это беспокоит меня меньше всего!
Мистер Мелитт в недоумении посмотрел на него.
– Вам безразлично ваше будущее?
– Конечно нет, но я не хочу ради него жертвовать счастьем!
– Мне очень жаль, Бессетт, но, кажется, я ошибся в вас, и мне придется об этом сказать Клайву Лимсею.
– Хоть сейчас же!
– Я не нуждаюсь в вашем разрешении!
Когда Джошуа вышел, Фрэнсис понял, что потерял друга.
Вопреки ожиданиям, Клайв Лимсей принял Фрэнсиса очень хорошо и не продемонстрировал узости взглядов Джошуа Мелитта. Он довольствовался несколькими отеческими советами и заверил Бессетта, что первым радостно примет ту, кого Фрэнсис представит ему, как свою невесту, потому что, во-первых, личная жизнь сотрудников его не интересует до тех пор, пока не влечет за собой скандала, а, во-вторых, он уверен, что Бессетт сумеет сделать прекрасный выбор. Фрэнсис стал благодарить патрона, но тот добавил:
– Даже если почтенные господа иногда попадают в тюрьму по несерьезному поводу, мы все равно вынуждены считаться с общественным мнением… Так что постарайтесь вести более спокойный образ жизни во имя хорошей репутации пашей фирмы. Знаете, Фрэнсис, мы придерживаемся многих старых традиций, а у тюрьмы дурная слава… Мне было бы неприятно часто вытаскивать вас оттуда.
Обрадованный пониманием со стороны Лимсея, Бессетт встретился с его сыном гораздо теплей, чем сам мог бы подумать несколькими часами раньше. Узнав о похождениях друга, Берт тепло заметил:
– Ну что, старый каторжник, вам удалось выйти сухим из воды?
Глядя в это симпатичное лицо, Бессетт испытывал стыд за свои подозрения. Неужели же у него столь низкая душа, что он мог заподозрить этого жизнерадостного парня в отвратительных преступлениях? Он еще раз рассказал о своих ночных приключениях. Берт, согнувшись пополам, сотрясался от смеха, который, должно быть, приводил в негодование Джошуа Мелитта.
– Скажите, Фрэнсис, эта Морин, должно быть,– высший класс!
– Это самая красивая девушка в Ливерпуле.
– Уверен в этом. Когда вы мне ее покажете?
– При первом же удобном случае.
– Я буду вашим свидетелем, а? И крестным отцом первого маленького Бессетта!
– Вы заглядываете слишком далеко вперед.
– Это же необходимое качество каждого делового человека. И потом, старина, пусть вас не беспокоят эти ирландцы,– я хорошо знаю, что это за люди, и сумею с ними договориться… Когда-то у меня была подружка из Ирландии… Ее звали Дибора… Она все принимала всерьез и была слишком хороша для такого типа, как я… Но не стану вам всего рассказывать, иначе вы не пригласите меня на свадьбу! И вы от этого много потеряете: я отличный десерт!
В памяти Бессетта, которого забавлял тон Берта, слово 'десерт' вызвало образ подмененной коробки. Чтобы избавиться от последних подозрений, он решил воспользоваться случаем.
– А вчера утром вы спешили к другой Диборе, когда вылетели от нас, как стрела?
– Нет, к прекрасному ребенку с чудесным именем Присцил ла… Она пообещала подождать меня в Рице, где я хотел угостить ее великолепным обедом… но не стоит доверять обещаниям женщин… во всяком случае, если они не ирландки.
– Значит, вам пришлось самому съесть все пирожные?
– Пирожные?
– Разве коробка, с которой вы убежали, была не с пирожными?
– Нет, с конфетами… Должен сказать, что эти конфеты сослужили мне службу дважды… Они позволили мне попытаться добиться успеха еще раз, и опять неудачно, с одной прелестной продавщицей у Тарнетона, знаете? На Черч Стрит? Такая рыженькая. Когда она смотрит на вас – по спине бегут мурашки. Ее зовут Эллисон. Я стараюсь добраться до нее, покупая у нее конфеты…
– Которые вы дарите другим…
– Не стану же я дарить конфеты человеку, который их продает!
Когда в полдень Бессетт вошел в элегантный магазин Тарнетона, там была только одна рыжая продавщица. Должно быть, именно эта сирена увлекла Берта. Фрэнсис обратился прямо к ней:
– Я хотел бы купить конфет, мисс.
– Каких, сэр?
– Таких же как те, которые покупает Берт Лимсей.
Она улыбнулась.
– О, мистер Лимсей никогда не покупает одни и те же!…
– Те, что он купил вчера утром, были превосходны.
– Кажется, это были 'Хопджиз'.
Фрэнсису хотелось расцеловать эту Эллисон, которая, сама того не зная, доказала, что Берт не лгал, но он не решился, посчитав, что уже и так натворил достаточно глупостей.
После обеда Бессетт прекрасно провел время за работой. Он любил Морин, и, похоже, она тоже его любила. Берт был прекрасным другом, на которого можно было рассчитывать. При мысли, что Лимсей- младший мог узнать, что он думал о нем, выходя из дома, Фрэнсис покрылся холодным потом. Он решил, что в будущем будет рассудительней. Уходя с работы, он заглянул к Берту и предложил ему выпить по стаканчику в компании с Морин, чтобы как-то успокоить совесть. Наследник Лимсея принял приглашение и сказал, что он будет ждать их в 'Дереве и Лошади'.
Когда Фрэнсис предложил Морин посидеть в баре на Дейл Стрит вместе с Бертом, она поначалу отказалась, сказав, что с таким лицом не может появиться в подобном обществе. Ей не хотелось, чтобы мистер Лимсей считал ее некрасивой или смешной. Бессетт напрасно убеждал ее, что главное – это то, что она нравится ему (он не осмелился добавить, что был бы рад, если бы Берт счел ее не в своем вкусе). Девушка ничего не хотела слышать. На самом же деле она просто боялась попасть в незнакомое для себя общество и оказаться там не на месте. Ей казалось, что в этом баре полно элегантных женщин, среди которых ее простенькое платьице покажется одеждой нищенки. А потом она вдруг согласилась. Избегать трудностей было не в ее характере. Ее беспокоила мысль, что любимый мог подумать, будто она струсила. Если, выходя из бара, Фрэнсис будет любить ее по-прежнему,– это станет для нее еще одним плюсом. Если же нет…
Берт сразу же начал демонстрировать свое очарование. Он сумел найти такие слова, что Морин чувствовала себя, как среди старых друзей. Берт вовсе не старался делать вид, что не заметил на ее лице
