лейкопластыря, и свел все дело к шутке, чем немало позабавил ирландку. Морин с этого момента стала считать его симпатичным человеком. Бессетт почувствовал некоторую ревность, глядя как они весело разговаривают и смеются. Безусловно, Лимсей был более блестящим кавалером по сравнению с ним, и, наблюдая реакцию Морин, он начинал понимать причины успеха своего друга у девушек Ливерпуля и всего Лэнкшира. Вдруг мисс О'Миллой заметила, что Фрэнсис не принимает участия в разговоре и, взглянув на него, сразу же поняла, что с ним происходит. Это было трогательно и льстило ей. Она взяла его руку и нежно сжала, чтобы показать, что любит его одного. Берт сказал по этому поводу очередную шутку и заказал новые напитки, чтобы выпить за здоровье влюбленных. Морин поведала Фрэнсису, что сегодня вечером ее братьев не будет дома. Они должны пойти на какое-то собрание ирландских эмигрантов. По мнению Морин, Фрэнсису следовало бы этим воспользоваться и попытаться сделать из Бетти своего союзника. Фрэнсис сразу же решил, что Морин должна предупредить ее о визите, а он сам после работы зайдет за ней, и они вместе направятся на Спарлинг Стрит. Они расстались в прекрасном настроении. Молодые люди проводили девушку до ее ресторана и, прощаясь, Лимсей заверил ее, что она – очаровательна и что он по-доброму завидует счастью друга.
Когда они остались вдвоем, Берт поздравил Бессетта с хорошим выбором.
Бетти О'Миллой была без ума от радости. Отсутствие мужа и сыновей, наконец, давало ей возможность сыграть давно желанную роль предупредительной, мирной хозяйки дома, такой характерной для Англии. Она тайком приготовила яблочный торт, который поставила в печь, как только сыновья вышли за порог дома. Когда он был готов, Бетти достала чайный сервиз, полученный в подарок ко дню свадьбы от ее прежних хозяев и которым с тех пор она так никогда и не пользовалась, поскольку в доме у ирландцев не рекомендуется ставить под руки тонкий фарфор. Бетти едва не расплакалась, когда мыла этот пузатый чайничек и просвечивающие на солнце чашки. Ее движения возвращали к жизни прежнюю Бетти и то счастливое и полное надежд время. После ухода гостя она опять спрячет сервиз подальше, поскольку уже давно решила подарить его Морин на свадьбу, надеясь, что она выйдет замуж за человека, который не будет одержим страстью крушить все в своем доме. За час до прихода молодых людей мисс О'Миллой одела свое самое красивое платье, к которому приколола брошь с фальшивыми бриллиантами – подарок Пэтрика во время их свадебного путешествия в Лондон. Одеваясь, она думала о парне, который, возможно, отнимет у нее дочь. Она не могла составить о нем впечатление по вчерашнему вечеру; и все же манеры, с которыми он представился, и его безупречный костюм произвели на нее благоприятное впечатление. Вернувшись в комнату, она села за накрытый стол и стала ожидать. Ей не было скучно, поскольку она была целиком поглощена своими тайными мыслями о будущем, в котором она, наконец, возьмет реванш и будет часто бывать в доме у Морин, чтобы помогать растить детей в ее истинной вере. Ей очень хотелось иметь зятя, который за завтраком любил бы порридж и по воскресеньям сопровождал бы ее к пастору. Бетти считала бы это счастливым окончанием своей жизни и смогла бы более спокойно переносить в оставшиеся ей годы этих ирландцев.
Зайдя к Бессетту попрощаться, Берт посоветовал:
– Постарайтесь произвести хорошее впечатление на будущую тещу, Фрэнсис,– это будет серьезным козырем в ваших планах на будущее. Если же задача покажется вам слишком трудной,– зовите на помощь меня! Я отличный дипломат и умею вести такие переговоры.
Бессетт тепло его поблагодарил. Правда, ему все же не хотелось, чтобы Лимсей вмешивался в его личные дела. Конечно же, Фрэнсис полностью доверял Морин, но все равно не следовало лишний раз рисковать.
Квартира на Спарлинг Стрит в отсутствие этих ирландцев приняла совершенно другой вид. Необычное спокойствие создавало такую странную атмосферу, что, казалось, все здесь изменилось и стало чопорным и респектабельным. Дама с седыми волосами, наливающая чай джентльмену, прямо сидящему на стуле, эта скромная девушка, в которой все говорило о строгом воспитании, напомнили бы постороннему наблюдателю лондонский интерьер Восточного Кенсингтона. О, если бы Пэтрик О'Миллой вдруг неожиданно вернулся бы домой, его хватил бы удар. Растеряв весь свой мальчишеский вид, Морин смотрела то на мать и не узнавала ее, то на Фрэнсиса, который изъяснялся, как некогда, в оксфордских салонах. Со своей стороны, Бетти, позабыв о своей второстепенной роли в доме, проявляла полную раскованность, и это не удивляло Морин. Бетти так долго ждала этого вечера! Для такого случая она так долго проигрывала все движения и слова, что они казались естественными и простыми. Фрэнсис, к великому удивлению, открыл для себя сторону жизни семьи О'Миллой, которая придала ему уверенность (он не знал, что все это разыграно для него), а Морин чувствовала, что перенеслась в неизвестную среду, которая нравилась ей. Короче говоря, они проводили вечер в гармонии, преодолев социальную разницу между ними и разогнав стеснение первой встречи. Когда Бессетт похвалил яблочный торт, Бетти, вспомнив о манерах старых хозяев с Таггарт Авеню, улыбнувшись, спросила:
– Значит, мистер Бессетт, у вас хорошие отношения с Морин?
Фрэнсис торжественно поклялся, что в лице единственной дочери О'Миллой встретил родственную душу. Маленькая ирландка, обрадованная и смущенная, опустила глаза.
– Могу ли я узнать, каковы ваши намерения?
– Если Морин согласна, я хотел бы… попросить у вас ее руки…
– Это достаточно прямо, но все-же очень приятно… Вы согласны, Морин?
– Я… думаю… да, мамми…
– Вы давно знакомы?
– С позавчерашнего вечера.
Бетти была настолько увлечена ролью матери, принимающей жениха дочери, что не успела удивиться сказанному. И все же она заметила:
– Это не так уж много для такою решения.
Они оба запротестовали, и обрадованная Бетти без сопротивления лишь из принципа продолжала:
– Вы знаете, что Морин – католичка?
– Это не имеет никакого значения. Мы повенчаемся у священника и у пастора.
Закрыв глаза, мисс О'Миллой вновь услышала такой же ответ, но данный тридцать лет назад. Она продолжала настаивать, не зная, заботится она больше о дочери или о себе:
– В какой вере вы собираетесь воспитывать детей?
– Думаю, что когда наступит время, мы с Морин поговорим об этом и придем к общему решению, как и во всем остальном.
Бетти хотелось бы, чтобы будущий зять проявлял больше решительности. Тогда она была бы уверенной в том, что ее внуки будут ходить к пастору. Но все же она надеялась, что этот хладнокровный парень сумеет быть энергичней, чем была она сама, и что он не позволит своей жене лишить детей Истины.
– К сожалению, мистер Бессетт, убедить моего мужа будет сложней, чем меня. Вовсе не потому, что Пэтрик плохой человек, но он – ирландец с ужасным характером, уверенный, что католицизм – единственно достойная уважения религия, и что хуже всего – он ненавидит англичан!
– Знаете, я ведь не на нем собираюсь жениться!
Этот ответ прозвучал не очень уверенно, и все замолчали, пытаясь представить себе реакцию мистера О'Миллой, когда он узнает, что его дорогая дочь выбрала себе в мужья англичанина. Тогда у Бетги появилась мысль, которая ей показалась гениальной.
– Самое трудное будет поначалу… Вы должны воспользоваться тем, что он за решеткой, и объявить ему о вашем решении. Пэтрик будет в страшном гневе, но зато вы будете в безопасности. Кроме того, у него будет время свыкнуться с этой мыслью, пока он вернется.
Фрэнсис согласился с изысканностью этой хитрости и пообещал привести ее в исполнение с завтрашнего дня. Морин одобрила это решение, надеясь, что администрация тюрьмы не ввела новые правила и что с заключенными можно разговаривать по-прежнему через решетку.
Около одиннадцати вечера Фрэнсис распрощался с хозяйкой дома, чтобы не столкнуться нос к носу с
