Когда О'Мирей получил диплом терапевта, он вернулся в родной Бойль таким важным, будто его избрали президентом Эйра. Петси ждала его на вокзале и, не обращая внимания на общественное мнение, взяла его под руку и проводила до дядюшкиного дома, дабы продемонстрировать всему городку, что Игэн принадлежит только ей.
– Вы довольны, Игэн, тем, что я пришла вас встречать?
– О! Да!
– Вы помнили обо мне в Дублине?
– Вы не из тех, кого можно забыть, Петси!
Девушка и так была в этом уверена, но ей доставляло удовольствие слышать такие слова.
– Вы скоро начнете практиковать в Бойле?
– Думаю, поначалу мне придется поработать с дядей, пока он не выйдет на пенсию.
– Когда вы придете просить моей руки у отца?
– Хотите – сегодня вечером?
– Нет, лучше завтра, в воскресенье… Так будет торжественней!
Когда Нора Нивз узнала от Игэна о том, что ее племянница встречала его на вокзале, она вздохнули:
– Петси чересчур настойчива!
– Нора! Никогда не повторяйте подобных вещей, иначе мы поссоримся!
Гувернантка ответила лишь новым вздохом:
– Овощи и фрукты улучшаются с каждым новым поколением, одни только люди остаются по-прежнему глупыми! Так вы стали доктором, Игэн?
– Да, со специализацией в области гинекологии… Думаю, я помогу появиться на свет многим маленьким ирландцам, Нора!
– Вот как, гинекология?…
Гувернантка на минуту задумалась и заключила:
– Не знаю, насколько это корректно!
Дядюшка Дулинг все хуже переносил виски, увеличивая дозу потребления с каждым днем. Сильный гепатический цирроз, которым он страдал, сделал желтоватым цвет его лица и добавил зелени в склеру глаз.
– Игэн, я чертовски горжусь вами! И очень рад, что вы вовремя пришли мне на помощь, поскольку, честно признаюсь, я устал от этой жизни… Ваш приезд был совершенно необходим… Думаю, племянник, мы вместе славно поработаем! Если хотите знать мое мнение, то, мне кажется, было бы безобразием не выпить за наше содружество.
Они выпили. Дядюшка Дулинг с удивлением и не без удовольствия отметил про себя, что племянник пил до дна. Настоящий ирландец!
У Лэканов с энтузиазмом отметили приезд нового доктора, и Кэт, позабыв о своей природной сдержанности, со всей непосредственностью своих семнадцати лет бросилась ему на шею, что пришлось Петси не по вкусу. Она сухо сделала замечание сестре, и та, покраснев до ушей, скрылась в доме. Мистер О'Мирей, видевший только свою невесту, не обратил на это никакого внимания. Томас и Мив Лэканы, гордившиеся тем, что их дочь станет супругой доктора, готовы были все ей простить. Шон считал, что все это глупости. Он не понимал, зачем его друг Игэн так торопится лишиться свободы. Один только Кевин был обижен на О'Мирея за его слепоту, поскольку, честно говоря, считал свою сестру шлюхой.
То, как Шон и Кевин вместе с Игэном отметили получение последним диплома доктора медицины, навсегда осталось вписанным в историю графства Роскоммон. В самом начале вечеринки, трое парней сцепились с соседями из графства Слайго. Это была потрясающая драка, поскольку в течение нескольких часов к обеим противоборствующим сторонам прибывало подкрепление. Немало людей с веселым задором колотили друг друга, даже не зная за что. До двух часов ночи доктор Дулинг с помощью Норы, накладывал швы на разбитые брови, выпускал жидкость из распухших ушей, творил чудеса, останавливая обильные кровотечения из носа и пытался уменьшить размеры фингалов, из-за которых некоторые почти ослепли. Да, в самом деле, вечер прошел прекрасно, и, как стало довольно скоро известно в кругах посвященных лиц, все началось с того, что один тип из Слайго позволил себе предложить Петси Лэкан потанцевать с ним. Игэн сразу же набросился на пего, и с этого все началось. К часу ночи Шон и Кевин, с трудом державшиеся на ногах, были все же в лучшем состоянии, чем Игэн. Поэтому они довели его до дома, где тетушка встретила их со словами:
– Посмотрите на этих безбожников! Неужели ваша бедная мать родила вас на свет, чтобы вы дрались, как хулиганы, а? Вы только посмотрите на эти лица! Неблагодарные! Вам бы жить среди, так называемых, североирландцев! Вы ничем не лучше их! В ваших венах течет английская кровь!
По взгляду Шона из его полуприкрытых глаз, Нора поняла, что переборщила. И она продолжила извиняющимся тоном:
– Вы так меня рассердили, что я даже стала заговариваться! А этот,– будущий врач! Кто сможет в это поверить, если увидит его в таком состоянии? Он растеряет всю свою клиентуру еще до того, как она успеет у него появиться! Отнесите его на постель, я сама займусь его лечением!
Стеснительный Кевин не решался раздевать Игэна в присутствии тетушки, но Нора не сразу это поняла.
– Эй, чего вы ждете, снимите с него брюки! Надеюсь, вы не собираетесь укладывать его в одежде?
– Но… Я жду, когда вы выйдете, тетя.
Она не сразу поняла весь смысл сказанного, а затем громко рассмеялась.
– Вот это да! Вы что, забыли, Кевин, недотепа вы этакий, о том, что я его вырастила? Ведь я была для него тем же, что родная мать для вас! Сказали бы вы матери выйти, если бы вас, раненого, укладывали в постель?
– Конечно, нет…
– Так чего же вы ждете?
Оглушенный выпитым виски, Игэн продолжал спать, пока Пора накладывала ему на лицо компрессы. Наконец, приведя его в порядок и приласкав, она обернулась к старшему из своих племянников.
– Шон… Из-за чего произошла эта драка?
Шон ей все объяснил.
После того как парни, поддерживая друг друга, отправились на свою ферму, Нора направилась к доктору, и у них произошел серьезный разговор.
В девять часов утра все еще мутный взгляд Игэна обнаружил Нору, сидевшую у его постели. Он с удивлением пробормотал:
– Это вы?… Что случилось?
Ему сразу же пришли на ум мысли о больной дядюшкиной печени и о его давлении и, вскочив, он сразу же спросил:
– Дядя?
Миссис Нивз вначле перекрестилась и лишь затем ответила:
– Благодаря удивительно беспредельной Божьей милости, доктор чувствует себя превосходно. Конечно, это вопиющая несправедливость, но, поскольку я люблю вашего дядю, то обязана только радоваться за него. Игэн, вчера вы подрались самым непристойным образом…
– Кто помог мне дойти до дому?
– Естественно, Шон и Кевин. У них был вид не намного лучше вашего. Скажите, кто после этого сможет поверить, что вы – доктор медицины?
О'Мирей смущенно опустил голову Он отлично сознавал правоту слов своей приемной матери, а также то, что ему необходимо как можно скорее покончить с этими варварскими обычаями, если он хочет преуспеть в своей карьере. Врач должен перевязывать раны, а не наносить их.
– Простите меня, мамми.
У Норы таяло сердце, когда он называл ее так, и он хорошо это знал, негодник! Каждый раз, когда ему необходимо было в чем-то раскаяться, он называл ее этим нежным словом – 'мамми', и она смягчалась в своих чувствах. Но сейчас она сдержалась, чтобы в порыве нежности не прижать его к себе и не