– Не может быть! Ромео – в Бостоне? Да это замечательно! И ты не считаешь это хорошей новостью?
– Конечно, я буду счастлива снова увидеть папу, но…
– Но?
– Как его воспримут здесь?
Сайрус вернулся на землю.
– Да, разумеется… – немного помолчав, пробормотал он.
Даже если бы по особому указу Всевышнего все обитатели виа Пьетра вдруг стали бессмертными, им никогда не забыть, как комиссар Тарчинини собирался в Милан, откуда ему предстояло лететь в Нью- Йорк.
И однако семейная драма сперва вроде бы утихла. Крепко обнявшись, Ромео и Джульетта поклялись друг другу в вечной любви и верности до гроба, после чего синьора Тарчинини согласилась наконец вернуться к плите и в знак примирения приготовить равиоли. При этом она излагала длиннейший перечень всего, что супруг должен передать их живущей в изгнании дочери. Ромео слушал довольно рассеянно – все его мысли занимал предстоящий ужин.
Новый кризис наступил, когда пришла пора расставаться. Дети, которым разрешили не ходить в школу, сначала обрадовались столь неожиданной удаче, но мало-помалу, по мере того как приближалось время отъезда отца, стали чувствовать, как меняется привычная домашняя атмосфера, и все, включая младшего, пятилетнего Дженнаро, замерли в тревожном ожидании.
В пять часов Ромео застегнул чемоданы. Он бодрился изо всех сил, но напускное оживление выглядело ужасающе фальшиво.
– Ma que! – дрогнувшим голосом воскликнул Тарчинини. – Я наверняка опоздаю, если буду продолжать в том же духе!
В ответ Джульетта, совершенно утратив самообладание, издала долгий, мрачный стон, а Дженнаро, Фабрицио и Розанна, как по сигналу, заплакали. Заразившись всеобщим унынием, старшие дети вплели в общий хор собственные стенания. При виде этого зрелища Тарчинини не выдержал и тоже превратился в фонтан. Всего за несколько минут уютная квартирка на виа Пьетра стала напоминать Стену Плача в день всенародного покаяния. Жизнерадостный бой часов показался в эту минуту скорби совершенно неуместным. Ромео надел мягкую шляпу, украшавшую его голову только по воскресеньям. Это окончательно повергло Джульетту в панику.
– И у тебя все же хватит жестокости уехать, бессовестный?
Растерянный комиссар попытался воззвать к ее здравому смыслу:
– Ma que! Поезд ведь не станет меня ждать, а, Джульетта?
– Если ты уедешь, я покончу с собой!
– Да ну же, возьми себя в руки!
– Клянусь, я покончу с собой! А бамбини? О них ты подумал, бессердечный отец? Они останутся и без папы, и без мамы! Ты этого хочешь? Ну, смелее, признавайся, бездушный ты человек!
Соседи навострили уши, и под окнами Тарчинини начали собираться любопытные.
Понимая, что эта сцена может затянуться до бесконечности, Ромео повернулся к детям.
– Надеюсь, хоть вы будете благоразумнее своей матери!
Но Дженнаро первым бросился к отцу и, вцепившись в его брюки, завопил:
– Не уезжай! Не уезжай!
Фабрицио схватил отца за руку.
– Останься с нами, папа! Останься с нами! – рыдал он.
Розанна, забыв о своем увлечении мистикой, голосила:
– Не оставляй нас, папа! Не оставляй!
Альба, повиснув у отца на шее, едва не задушила его и, рыдая в самое ухо, жалобно бормотала:
– Что с нами станет без тебя?
Что до Ренато, то он пошел к двери и, раскинув руки и ноги крестом, преградил выход.
По доносившимся до них крикам соседи вообразили, будто Тарчинини хочет бросить семью, и, забыв обо всем, что до сих пор знали о Ромео и Джульетте, стали возмущенно обсуждать, не пора ли вмешаться. На улице собиралось все больше зевак, и все пытались разобраться в драме, отзвуки которой достигали их ушей. Какой-то пессимист, предчувствуя кровавую развязку, бросился искать полицию. Полицейский, новичок, ничего не знавший о привычках обитателей виа Пьетра, с весьма похвальным рвением бросился на помощь. Звонок в дверь на время прекратил концерт. Вопли и стоны оборвались. Комиссар сам открыл дверь и с изумлением воззрился на блюстителя поряка и встревоженные лица соседей. Полицейский твердой рукой отодвинул Ромео.
– Что здесь происходит?
И не ожидая приглашения, страж закона вошел в комнату, где утомленные переживаниями члены семейства Тарчинини, глотая слезы, переводили дух. Полицейский удивленно повернулся к Ромео.
– Что с ними?
– Грустят.
– Почему?
– Потому что я собираюсь в путешествие.
На физиономии молодого человека появилось лукавое выражение.
– Ах, вот как, в путешествие? И куда же это?
– А вам какое дело?
– Ого! Может, смените тон?
– Я говорю так, как считаю нужным!
– А что, если я на всякий случай отведу вас в участок?
– Скорее я прикажу отправить вас в какой-нибудь медвежий угол за глупость!
– Что?
– Ma que! Вы начинаете действовать мне на нервы, молодой человек! Живо топайте обратно на пост, если не хотите нажить очень крупные неприятности!
– Вы мне угрожаете?
– Вот именно!
– Но по какому праву?
– По праву, которое мне дает чин комиссара полиции!
Страж порядка стоял как громом пораженный. Вот влип – так влип!
– Вы… вы… – пробормотал он.
– Комиссар Тарчинини из уголовной полиции.
– О, в таком случае, это совершенно меняет дело… Приношу вам искренние извинения, синьор комиссар… я… я ведь не мог догадаться, правда? Этот кретин прибежал ко мне, вопя, что тут чуть ли не резня… Ну, попадись он мне только!
Воспользовавшись присутствием полицейского, Ромео попрощался с домашними. Молодой человек пошел вместе с ним, решив непременно донести чемоданы комиссара хотя бы до крыльца и хоть отчасти загладить вину.
Соседи разошлись по домам, досадуя, что спектакль окончен. Зеваки тоже исчезли. Полицейский, раскланявшись с комиссаром, побрел к себе на пост, как вдруг узнал того, кто впутал его в эту дурацкую историю?– Не колеблясь ни секунды, он налетел на обидчика.
– Ну, приятель, довольны удачной шуткой, а?
Тот, слегка перетрусив, начал оправдываться.
– Но, уверяю вас, я…
– Идите скорее! Там бойня! Резня! Все чуть ли не в крови плавают, да?
– Я считал своим долгом…
– Я бегу на место катастрофы и что же там нахожу? Человек, собираясь в путешествие, прощается с
