— Ну чего тебе, животное? — спросила она у котяры. Тот взглянул на нее своими изумрудными глазами и что-то мурлыкнул. Поняв просьбу, Вика начала старательно чесать обнаглевшего кота за ухом. Под мурлыканье разомлевшего кота она вспоминала свой сон, тот сон, который снился ей уже несколько лет, с завидным постоянством повторяясь около двух раз в месяц.
В этом сне она летела сквозь тучи. Летела стремительно, быстрее урагана. Она была владычицей неба, повелительницей воздуха. И она была не в своем обычном теле, а в другом, гораздо более могучем, пышущим силой. Вика не видела его, но чувствовала его силу и ловкость. Она летела, испытывая бешеный, ни с чем несравнимый восторг от полета.
После таких снов она не хотела вставать. Просыпаясь же, страстно мечтала вновь увидеть тот сон, вновь взмыть в небеса, снова почувствовать ветер, свищущий в ушах, режущий глаза, но при этом такой веселый и ласковый…
Но не получалось. Этот сон никогда не получалось вызвать. Он приходил неожиданно и так же неожиданно обрывался, оставляя после себя горечь разочарования, что все произошло не на самом деле…
Вика посмотрела в окно, задумчиво скользя взглядом по блестящей крыше дома напротив. Потом, опус-тив недовольного Рыжика на пол, подошла к окну, взглянула вниз. Вика с матерью жили на тринадцатом, верхнем этаже новостройки на окраине Москвы, и значительная высота изрядно увеличивала обзор, благо таких высоких домов рядом пока не наблюдалось. Но смотреть было нечего, разве что считать машины, каждый день нескончаемой рекой ездившие по дороге.
«Скучно здесь! — тоскливо подумала Вика. — Ничего интересного… почти.»
Когда часовая стрелка перевалила за десятку, наконец-то проснулась мама. Вспомнив, что еще никто не готовил завтрак, Вика побежала на кухню.
Викин отец работал программистом. Несколько лет назад он уволился и с семьей переехал из Архангельска в Москву, надеясь на большие заработки. Однако со временем Викин отец все больше и больше скучал по родному городу. Тогда Дмитрий решил вновь поехать в Архангельск. Однако здесь уже взбунтовалась Ирина, Викина мать. Она нашла в Москве постоянную и, главное, высокооплачиваемую работу. Долгие споры привели лишь к тому, что каждый остался на своем месте. Дмитрий Чайков поехал в Архангельск, а его жена с тринадцатилетней дочкой остались в Москве. С тех пор Викина мать изменилась, причем, по мнению Вики, не в лучшую сторону. Чайкова Ирина Викторовна сделалась более серьезной, почти не шутила, на людях носила маску равнодушия, дома же частенько плакала. Вика беспокоилась за мать, но ничем не могла ей помочь. Оставалось лишь ждать.
Когда Вика с матерью сидели за кухонным столом и неторопливо ели яичницу с колбасой, Ирина Викторовна неожиданно сказала Вике:
— Сегодня, Виктория, пойдем с тобой в магазин. — Она всегда звала Вику Викторией, когда собиралась сказать что-то важное.
— Зачем? — непонимающе спросила Вика. Насколько она помнила, ей ничего такого важного не требовалось. Во всяком случае, важного на столько, чтобы мама шла покупать это вместе с ней.
— Нужно подготовиться к школе. Купим тебе учебники, одежду, книжки себе подберешь…
Вика с трудом сдержала раздражение. Ну зачем, зачем ей поступать в эту новую школу? Ладно бы недалеко от дома, так ведь где-то за Уралом!
Все началось в конце учебного года. Вика тогда готовилась к экзаменам и не слишком вслушивалась в разговоры мамы со своими приятелями, а зря…
Один из маминых приятелей — по паспорту Иван Сергеевич Лесов, для народа — Иван, предложил Ирине отдать дочурку в какую-то школу «для особо одаренных детей». Что это за школа, Вика до сих пор не поняла. Она до последнего момента не верила, что мать согласится перевести ее туда. Да и какая у нее одаренность? Училась Вика хорошо, но не блестяще. Моцартом или Айвазовским двадцать первого века ей тоже стать не грозит. Но, видно, какой-то талант у Виктории все-таки есть…
Вике не слишком хотелось в другую школу. Она яростно спорила, пыталась переменить решение матери… Бесполезно. Мать Вики никогда не отличалась особой мягкостью, а тут вообще не слушала Вику.
— Ма, я уже много раз говорила… — начала было Вика, но Ирина тут же её перебила:
— …Что ты не хочешь идти в новую школу. А я уже много раз это слышала. Ну чего ты упрямишься? Ты же даже еще не видела этой школы. Если тебе там не понравится, мы тут же заберем тебя, не волнуйся. А так поживешь так месяц, пообщаешься, может, наконец-то друзей заведешь…
Вика прикусила губу. Сама того не ведая, Ирина задела самую больную струну в душе Вики.
Друзья.
У Вики никогда не было друзей. Были приятели, были знакомые. Друзей не было. В классе к Вике относились дружелюбно, не обзывали, но и словно не замечали. Вика все время была одна. Пару раз она пыталась с кем-то подружиться, но не находила ни с кем общего языка. Вика не интересовалась модой или украшениями, она ничего не смыслила в танцах и музыке. Чаще всего о ней думали что-то вроде «чайник» или «ботаничка». Вика не знала, откуда ей это было известно. Она просто это знала. И еще она четко видела границу, лежащую между ней и другими ребятами…
Уже потом в комнате, собирая вещи, Вика подумала: а что, может и вправду? Может, в этой школе найдутся такие ребята, которые захотят с ней дружить? Вероятность все-таки была, хоть и не слишком большая… но совсем уж смиряться с выбором матери девушка не собиралась.
В коридоре раздался звонок. Вика хотела уже идти открывать, но мать опередила ее. Пожав плечами, Вика вернулась к сборам.
В дверь Викиной комнаты постучали.
— Ты чего запираешься? — весело спросил молодой человек лет двадцати пяти, стоящий на пороге комнаты.
— Ой, извините, Иван Сергеевич, — сказала Вика. Правда, в ее голосе то и дело проскальзывали злость и раздражение, да и такой уж виноватой она себя не считала.
— Да брось ты со своими «Иванами Сергеевичами», просто Иван. — Человек поморщился и быстро взглянул на девушку. — Ты чего, сердишься? Неужели потому, что из-за меня тебя в другую школу отправляют? Да ты сначала побудь там, а потом говори.
Да, Вика злилась. Злилась и ничего не могла с собой поделать.
Тут Иван хлопнул себя по лбу и достал что-то из кармана. Это «что-то'оказалось небольшой бархатной коробочкой, наподобие тех, в которых хранят ювелирные украшения.
— Вот, я тебе подарок принес. Ведь на самом деле я сильно виноват перед тобой, ведь так ты считаешь? Ну, вот считай это искуплением вины.
Вика взяла коробочку, повертела ее в руках и, решившись, открыла. Взглянула на то, что лежало в коро-бочке, и ахнула. Взглянула на Лесова.
— Я… Я не могу это взять…
— Бери, бери. Это твое. — Иван ласково взъерошил Вике волосы.
Виктория осторожно взяла небольшой серебряный кулон в виде летящего дракона. Искусство, с которым был сделан кулон, поражало — казалось, он вот-вот взмахнет крыльями и взлетит. Вика повертела в руках кулон, коснулась распахнутых крыльев, затем головы с ярко-синими, словно сапфиры, глазами. Потом подняла взгляд на Ивана.
— Спасибо, но… — начала она.
— Никаких «но»! — Отрезал Лесов. — Тебе нравится этот кулон? Если нравится, он твой. Надень-ка его…
Вика послушно повесила кулон на серебряную цепочку, которую носила на шее. Едва дракончик оказался на шее, он ярко вспыхнул пронзительным белым светом. Вика негромко вскрикнула от неожиданности. Рыжик, до этого мирно дремавший в ее чемодане, поднял голову, посмотрел на кулон и зашипел.
— Не бойся, здесь нет ничего опасного, — ободряюще сказал Иван. — Просто теперь ты хозяйка этого кулона. Ладно, до завтра. Я отвезу вас на вокзал.
Прежде, чем Вика успела что-то сказать, он вышел. А Вика осталась пораженно стоять посреди комнаты, лихорадочно соображая и рассматривая кулон.
