глаз был прикрыт, когда голова Укии лежала на плече у Макса, он временно полностью ослеп. Теперь юноша разглядел, что машину ведет Джаред, рядом с ним сидит Сэм. В свете фар впереди вырос амбар для сена — большая штуковина, сгорбившаяся посреди пустой равнины.
Укия полулежал на боковом сиденье, нога его была перевязана в колене и вытянута. Бок прикрывала окровавленная повязка. Все остальные раны болели. Укия вспомнил свою драку с Дегасом — но все, что случилось после, покрывала сплошная пелена боли. Все силы, очевидно, ушли на исцеление нанесенного Дегасом вреда. То приходя в сознание, то снова падая в темноту, он мог доверять одному лишь Максу.
— Что случилось?
— Ты победил, — ответил Макс. — Мы забрали то, за чем пришли. И даже немного больше.
— Ты хоть помнишь, за что дрался? — спросил Джаред с водительского сиденья, не оборачиваясь, но в голосе его звучала улыбка..
— Пройдет не меньше двух дней, прежде чем я на самом деле вспомню произошедшее, — посетовал Укия, поворачивая голову, чтобы восполнить потерю глаза. — И то — если мне повезет и память все-таки вернется.
— Она вся здесь. — Макс продемонстрировал раздутый мешочек, слегка пульсирующий тревогой.
Сарай в свете фар вырос еще больше. Джаред медленно описал вокруг него дугу и остановил пикап. По прерии им навстречу двигалась цепочка фар.
— Они идут за нами? — простонал Укия, чувствуя присутствие Стаи, исходящее от едущих машин — по большей части мотоциклов, среди которых затесалась парочка автомобилей.
Джаред хмыкнул, выключая мотор грузовика.
— Они не желают оставлять производителя в одном грузовике с пятью Онтонгардами. Не дают нам так просто удрать, чтобы в одиночестве поиграть с частями овипозитора.
— Будем надеяться, ты не ошибся. — Макс отстранился от Укии, забирая свое тепло, и велел ему: — Оставайся здесь.
Он выскочил наружу — и вскоре вернулся с бутылкой теплого «Гаторейда», упаковкой ветчины, шестью шоколадными батончиками — и в компании Ренни.
— Пять Онтонгардов? — спросил Укия после того, как отпил из бутылки.
— Еще Квин и какой-то мальчик, — небрежно назвал Макс двух добавочных Тварей, глядя в основном на Ренни. — Как скоро Дегас может оправиться и погнаться за Укией?
— Укия честно победил в поединке и заслужил свое право посмотреть, чем это кончится. — Ренни переменил набухшую кровью повязку на боку юноши. — Если Дегас снова захочет схватиться со щенком, это будет еще один честный поединок. На который ни один из противников пока что не способен.
Макс нахмурился.
— Ты имеешь в виду, что Дегас явится, как только уверится, что может победить?
— Возможно, — пожал плечами Ренни, вытягивая микробов из повязки Укии. — Но тогда он будет на моей охотничьей территории, а это многое меняет.
Джаред зажег в сарае свет и распахнул широкие ворота, которые раскрылись с глухим скрипом. Ночь наполнилась запахом свежего сена. Сеновал был забит до отказа, но первый этаж оказался свободен, оставляя достаточно пространства для работы.
— Сейчас начнется, — пробормотал Макс и пошел выгружать стальные цилиндры из кузова грузовика.
Они никак не пометили бочки заранее и теперь положились на удачу. В первой бочке оказалась Зоя — полностью восстановившаяся, она яростно скалилась. На нее немедленно наложили стазисное поле. Пока Зоя пребывала в полнейшей неподвижности, у нее взяли образец волоса, отобрали образец человеческих ДНК и прогнали их через аппарат повторного упорядочения.
Вернее, это сделал Джаред. Укия обнаружил, к своему разочарованию, что подробности работы с аппаратом, вместе со всей микробиологией, полностью отсутствуют в его памяти.
— Ты просто еще не вырос, щенок, — объяснил Джаред, не отрывая взгляд от монитора. — Ты еще не можешь отделить свою собственную память от чужой.
Так что орудием спасения в одиночку управлял Джаред.
Тысячелетиями ранее Саммы обнаружили, что память Онтонгардов — их величайшая сила — одновременно является их главной слабостью. Их клетки не содержали записи о том, что они пережили индивидуально. Будь так, левая нога, отрубленная от тела, «помнила» бы только то, что обычно «известно» ноге: грязь, траву, мягкий ковер, носки и ботинки. Также клетка не могла бы распоряжаться рядом необработанных данных, добавленных к генетическому коду.
Вместо того клетки переводят данные памяти в кровь. Информация, заключенная во всем теле, собрана в крови для кодировки, а конденсированная целостная форма — гештальт — возвращается клеткам и добавляется к их генетической памяти. Каждая клетка содержит только запись полных стимулирующих эффектов тела в целом.
В процессе такого обмена Онтонгарды стали уязвимы для своего рода троянского коня, который незаметно проникает внутрь и побеждает.
Вернув аппарату повторного упорядочения его прежние функции, Джаред и Укия смогли сфабриковать конденсированный сходным образом вирус, замаскированный под носитель памяти. Входя в клетку, вирус получал контроль над клеточной памятью, и клетка Онтонгарда переключалась на себя саму, реструктурируясь в копию человеческих ДНК, запись которых содержал вирус. Результат нельзя было назвать полностью человеческим — некоторые чужеродные механизмы оставались неповрежденными, — но получались довольно безвредные гибриды вроде того, чем могли бы оказаться дети Укии.
В конце концов Онтонгарды оставались разве что накипью на воде. Их интеллект происходил из тел-«хозяев», которые просто лишались возможности контролировать собственные клетки. Только слабость «хозяев» захваченных тел позволяла Онтонгардам эксплуатировать их и перестраивать под себя, заставляя клетки входить в индивидуальное общение. Новый вирус преодолевал эту слабость, изменяя мутировавшие клетки так, что они не могли вовремя защититься.
Они ввели вирус Зое во все основные артерии, не обращая внимания на бессильную ярость Гекса, сверкавшую в ее глазах.
И только тогда осознали свою первую ошибку.
— Слушай, а что будем делать с ее мышами? — спросила Сэм. — У нас их четыре — в консервационных кувшинах.
— Ах ты, черт! — Макс оглянулся на грузовик, где остались кувшины. — Мы не должны были помещать их отдельно!
— Теперь уже поздно — по крайней мере для Зои, — устало отозвался Укия, откидываясь на сене и мечтая оказаться в кровати. — Мы уже ввели ей вирус, мыши могут только снова заразить клетки, трансформированные в человеческие.
Сэм взъерошила пятерней свои короткие светлые волосы.
— А как же нам заставить мышей снова стать частями ее тела?
— Нужно их уничтожить, — тихо сказал Джаред. — Это будет только милосердно — она не вспомнит, как за ней охотились и безжалостно убили.
Укия медленно кивнул в знак согласия. Мыши Онтонгарда скорее убегут, чем сольются с телом, подвергнутым терапии.
— Он прав. Мышей нужно убить.
Макс смотрел на Зою, неподвижно лежащую на столе.
— Как долго ее нужно держать в стазисном поле? Нам необходимо переместить его на Алисию и остальных.
— Процесс достаточно быстрый. — Укия чувствовал растущую панику Зои по ходу того, как члены ее один за другим немели, практически отмирая от остального тела. — Скорость сама собой замедлится по мере приближения числа онтонгардских клеток к нулю. Я должен проследить за трансформацией. Возможно, придется сделать ей еще несколько инъекций для поддержания процесса.
— Ты? Да ты на ногах еле стоишь, — заметил Макс. — Ты бы лучше съел что-нибудь и отправлялся в постель.
— Я присмотрю за Зоей, — предложил Джаред. Укия взглянул в дальний угол сарая, где Ренни
