— Это мы слышали, — сказала мама.
Она же не могла слышать! Я сейчас первый раз сказала, никогда не говорила.
— Он тебе через неделю надоест, — сказала мама, — а я возись. Собака — это тебе не игрушка!
— Он мне никогда не надоест! — закричала я.
— Тем более! — сказала мама. — Он даже не приучен прилично вести себя в доме.
— Он же не нарочно, — сказала я, — он нечаянно!
— Конец разговорам, — сказала мама. — И никаких слёз.
Тут я, конечно, заплакала. Он мне в ладошку тыкался! Я Кубышке обещала! А она не понимает. Он просто со страху. Он больше и не будет никогда! А она не хочет.
Я ещё сильнее заплакала. Никак не могла удержаться. Всё внутри стало горькое-горькое.
— Прекрати сейчас же! — сказала мама.
А щенок вдруг посмотрел на меня и закачался. Я думала, он сейчас упадёт. Но он покачался и потом побежал, враскоряку. И хвостик набок. Лапы у него мокрые, и он начал следить. Он ко мне побежал. Увидел, что я плачу.
Тут я уже заревела во весь голос. Мне его так жалко сделалось. И обидно. Он бы лучше посидел смирно, пока я маму уговорю. А теперь ещё на полу наследил!
— Непутёвый какой, — сказала баба Рита.
— И впрямь непутёвый! — сказала мама.
— Нет, путёвый, нет, путёвый! — закричала я. — Он путёвый, только он ещё маленький!
— Косолапит, — сказала мама. — Занятный какой!
Баба Рита вздохнула и стала собираться домой. И уже нагнулась, хотела щенка взять. Щенок торопится, а у него всё равно медленно получается, ноги разъезжаются. У него много ног, он забывает, куда какую ставить, и ноги у него путаются. Он тогда начинает подскуливать.
Баба Рита его обратно в сарай унесёт. А потом… Кто его возьмёт, самого маленького?
Я как брошусь к щенку:
— Не дам топить! Он хороший!
— Какие ты глупости говоришь! — рассердилась мама.
— Нет, не глупости! Если щенка никто не берёт, его в озеро бросают. Мне баба Рита сама сказала! Я его выбрала!
— Подожди, — сказала мама. — Где выбрала?
Тут я вспомнила про подарок.
Мама сама сказала: один раз в году можешь что хочешь просить.
— Я его на день рождения выбрала!
Щенок у меня дрожит на руках: ему холодно, у него ноги мокрые. Я его к себе прижимаю, и он мне носом в шею тычется. И что-то своё говорит, тоненько.
— Ну, если на день рождения, — сказала мама, — тогда другое дело.
— Повезло, значит, заморышу, — сказала баба Рита.
И ушла. Ей надо молоко разносить, она с нами столько времени потеряла.
— Только запомни, — сказала мама. — Я к этой собаке не имею отношения, это — твоя собака.
КАК Я УГАДАЛА
Мама стала обед разогревать и на нас больше не смотрит. А я сижу всхлипываю. Мама не любит, когда плачут. Она сама никогда не плачет. Это самое последнее дело — слёзы. Но я не могу сразу остановиться. Я бы с удовольствием перестала. Тем более, я же своего добилась!
Я, выходит, немножко от радости плачу. Чёрненький большой вырастет. У него будет такая мускулатура! Я только крикну, и он сразу прибежит. Сильный, как Маринкин брат. Пусть тогда Димка попробует веткой по голове!
— Не приучай собаку сидеть на руках! — строго сказала мама. — Это ей вредно. Собака должна знать своё место.
— Как это — своё? — спросила я.
— Мы ей сейчас в ящике устроим, — сказала мама. — Вот пообедаем и устроим…
Она мне столько луку положила в тарелку… Сначала — белого, потом — зелёного. И требует, чтобы я всё съела. Лук очень полезен. В нём витамины. И в морковке тоже витамины. Особенно в тёртой. Мама мне морковки натёрла. Морковка всё-таки лучше, чем лук.
Я ем, а щенок меня под столом толкает. Тащит за сандалии. И урчит. Он с меня сандалии хочет стащить. А силы у него не хватает. Он головой мотает. Я бы его погладила, да нельзя. Я уже руки вымыла. Он так со мной играет.
Какой же он непутёвый?
Я его стала тихонько звать: «Путёвый! Путёвый!» Он не слышит, а мама сразу услышала. У неё из-за меня весь перерыв пропал. Она мне велела работать ложкой и не отвлекаться. А уж потом щенка кормить молоком. Ей некогда его кормить.
У меня нога из сандалии вылезла. Я её сама немножко вынула.
Путёвый меня под столом за палец схватил. Не больно. Только щекотно очень.
«Ой-ой-ой, Путёвый! — Я про себя говорю. И шевелю пальцем. — Ой, как смешно! Ой, Путёвый!»
И вдруг я подумала: «Он же не Путёвый, он Путька! Ну конечно, Путька! Как я сразу не поняла? Такое хорошее имя, ни у кого такого нет».
— Путька! — позвала я.
Он сразу палец бросил и на меня посмотрел. Темно под столом, только глаза блестят и пятнышко на носу. Белое.
Его и правда Путькой зовут: он откликнулся. Значит, я угадала.
— Путька!
— Если ты будешь крутиться, — сказала мама, — я твоего Путьку сама бабе Рите отнесу, слышишь?
Если бы он был не Путька, мама бы его так не назвала. Она бы сказала: Шарик, Джек… Но мама тоже сказала: Путька!
МЫ УЧИМСЯ ЛАЯТЬ
Сегодня воскресенье. Мама книжку читает. У неё совсем не остаётся времени на художественную литературу. Она только в воскресенье может почитать. А Путька спит. Он во сне даже язык высунул. Не совсем, а только чуть-чуть. Розовый. Путька во сне брови морщит. И покряхтывает немножко. Он сегодня устал, потому что мы в лес ходили. За земляникой. Мы землянику на хлеб мазали, как варенье. И сахаром посыпали. Вкусно! Обратно я Путьку на руках несла. Он сам попросился. Ноги уже не держали его.
Мама читает, а Путька стонет во сне. Но мама не обращает внимания. Она как будто не слышит.
— Он заболел? — говорю я. — Заболел?
— Путька? — удивляется мама.
— Ну да, — говорю я, — он почему-то стонет.
— Да нет! Это ему просто сон снится.
— А что ему снится?
Мама на Путьку посмотрела. Он на боку лежит, и ресницы у него дрожат. Он вдруг так громко крякнул! И лапками дёрнул, двумя, которые в белых тапочках.
— Он как будто за бабочкой гонится, — говорит мама. — А бабочка от него улетает. Или за стрекозой.
