нашего квартирохозяина… В общем, Джек взял картину и вышел, насвистывая веселый марш. Вернулся он через сорок минут, без картины, зато с парой двенадцатизарядных пистолетов Виккерс и новеньким пылесосом фирмы “Олимпия”.
— Что это значит, Джек? — спросил я.
— Очень точный бой, — сказал Джек, передавая мне пистолет, — и скорострельность хорошая. Вот две запасные обоймы. Пылесос тоже пригодится. Примитивная психика дикаря не устоит перед такой шикарной штукой. Думаю, что пылесос станет предметом религиозного культа. А мы получим солидный куш от “Олимпии” — для них это прекрасная реклама… Ну, как у тебя?
Я сказал, что все готово.
— Очень хорошо! До обеда мы успеем съездить туда и обратно?
— Конечно, ведь скорость машины времени в первом приближении определяется формулой…
— Ну, и пусть себе определяется, — перебил Джек. — Меня это не интересует. Важно не опоздать — я приглашен сегодня к лорду Хоркслу. Не будем терять времени.
Мы заняли свои места.
— Послушай, Джек, — сказал я Барлоу. — На этом приборе я устанавливаю то время, в которое мы летим. Но мне нужно знать еще и место. Я должен объяснить своей машине, куда именно мы летим. Дело в том, что сингулярная депрессия четвертого измерения…
— Если нужно, можно и объяснить, — поспешно согласился Джек.
Он вылез из машины, подошел к кровати и взял со столика растрепанный томик.
— Роман Таггарта “Основатель колонии”, — пояснил Джек, усаживаясь на свое место. — На сто тридцатой странице есть точное описание. Вот, пожалуйста.
— Одну минуту, — предупредил я. — Включаю микрофон.
— Включай, читаю. “Солнце поднималось над юной Землей. Его лучи упали на полянку, окруженную зарослями древних рододендронов. Ласковый ветер нежно гладил могучие стволы охойа, поднимавшиеся над рододендронами. Огибая полянку, тихо журчал ручей. Природа дышала покоем и…”
— Достаточно. Спасибо. Ну, Джек…
Я повернул рычаг, и в то же мгновение комната скрылась от нас за какой-то черной завесой. Больше мы ничего не почувствовали — ни толчка, ни движения, — ничего. Только сразу наступила ночь.
Я включил освещение кабины. Приборы и Джека я видел отчетливо, но за пределами машины царил непроглядный мрак. Вместе с окружающим миром исчезли и все внешние звуки: шум улицы, голоса в коридоре.
Машина мчалась в абсолютной темноте и гробовом безмолвии. Но мчалась — я видел, как стрелка счетчика времени упорно лезла вниз, — туда, где на циферблате было написано “минус 20000 лет”.
Когда стрелка дошла до этой цифры, я повернул второй рычаг, машину сильно встряхнуло, и темная пелена сейчас же исчезла. Постепенно глаза привыкли к дневному свету. Машина находилась в центре полянки, со всех сторон окруженной первобытным лесом.
— Фью-ю, — присвистнул Джек. — Здорово! Совсем как у старины Таггарта.
Мы вылезли из машины и огляделись. Лучи заходящего солнца освещали верхушки деревьев и где-то рядом журчал ручей. Как бы вам передать ощущение… Вы понимаете — все было, как в романе Таггарта. Все! И мне казалось, что я вижу сон. Только очень ясный сон…
— Когда-нибудь я нарисую это, — сказал Джек, и голос его дрогнул. — Двенадцатого октября тысяча четыреста девяносто второго года Колумб открыл Америку. Если даже считать, что это не ошибка, а великая дата, все равно она ничто в сравнении с сегодняшним днем. Мы, Робер Харт и Джек Барлоу, впервые в истории человечества пересекли Великий Океан Времени и сего пятого сентября тысяча девятьсот…
— Эге-гей, джентльмены!
Если бы с неба раздался глас господень, мы, пожалуй, были бы поражены меньше, чем этими простыми словами, произнесенными на безукоризненном английском языке.
Футах в пятидесяти от нас затрещали кусты, и на полянку вышел человек. Вся его одежда состояла из невыделанной звериной шкуры и небольшой набедренной повязки. В правой руке дикаря была дубина, в левой — копье. Словом, это был настоящий дикарь — с ног до головы. Но только до головы. Ибо на носу дикаря сидело пенсне, а длинные волосы покрывало то, что когда-то несомненно было фетровой шляпой.
Мы переглянулись, и Джек шагнул вперед, Я видел, как его рука легла на пистолет.
— Не вздумайте стрелять, — предупредил дикарь. — Все-таки вы здесь гости. И потом неподалеку бродит вурр. Опасно привлекать его внимание.
— Ни черта не понимаю, — растерянно произнес Джек. — Где мы? Что это за чучело?
— Поосторожнее в выражениях, милостивый государь, — с достоинством сказал дикарь. — Перед вами профессор Ричард Кроули, почетный член восьми академий, а также член-корреспондент одиннадцати…
— Профессор Кроули! — вскричал я. — Автор “Комментариев к римановой геометрии”!
— К вашим услугам, сэр, — наклонил голову профессор. — С кем имею честь?
Мы назвали себя.
— Очень рад, — приветливо улыбнулся профессор Кроули. — Полагаю, вы только что прибыли?
— Да, но мы еще не совсем понимаем…
— Все в порядке, джентльмены. Вы прибыли на двадцать тысяч лет назад. Если говорить более точно — на девятнадцать тысяч семьсот сорок четыре года. По всей вероятности, вы тоже читали Таггарта?
— Вы угадали, профессор, — подтвердил Джек и процитировал: — “Лучи солнца упали на поляну, окруженную зарослями древних рододендронов. Ласковый ветер…”
— “…нежно гладил могучие стволы”, — закончил профессор. — Таггарт, “Основатель колонии”, страница сто пятая.
— Сто тридцатая, — поправил, заглянув в книгу, Джек.
— Нет, сто пятая, — возразил профессор. — Впрочем, я читал, вероятно, более раннее издание.
— Вы хотите сказать, что сами прилетели сюда на машине времени? — спросил Джек.
— Совершенно верно, — ответил Кроули.
— Простите, но почему же вы не вернулись назад? — одновременно спросили мы.
Профессор покачал головой и, почесав подбородок, заросший длинными космами спутанных волос, ехидно сказал:
— А вы думаете вернуться?
— Хотел бы я знать, что нам помешает? — спросил Джек, демонстративно опустив руку на пистолет.
— Ваша непредусмотрительность, — спокойно ответил профессор. — Конструкция вашей машины ниже всякой критики. Извольте полюбоваться!
Мы повернулись, и только теперь я заметил, как пострадала машина при посадке. Задняя часть обтекателя раскололась, из разбитых амортизаторов тонкой струйкой вытекал гликоль.
В два прыжка я очутился у машины. Да, о немедленном возвращении не могло быть и речи… Если бы я догадался взять паяльную лампу!
— Что там, Боб? — спросил меня Джек.
— Кажется, мы влипли, — стараясь сохранить спокойствие, ответил я. — Машине нужен ремонт, а у меня нет…
— Что?! — взревел Джек. — Но я приглашен на обед к лорду Хоркслу!
— Придется повременить, — сочувственно заметил профессор. — Подождите девятнадцать тысяч семисот сорок четыре года — и вы без машины времени сможете присутствовать на этом обеде.
— Я должен быть у лорда Хорксла через два часа, — с ударением произнес Джек, — а не через девятнадцать тысяч лет.
— Девятнадцать тысяч и семьсот сорок четыре, — поправил профессор.
— Все равно. В моем распоряжении только два часа.
— Плюньте! — посоветовал профессор Кроули… — Вы пообедаете с нами.
— Простите, профессор, — спросил я, — не хотели ли вы сказать, что здесь…
— Именно это я и хочу сказать, — перебил Кроули. — Первым прилетел сюда Олаф Нильсен. Это было
