восемь лет назад.
— Как?! Знаменитый Нильсен, создатель теорем о…
— Да, да. Он читал еще первое издание “Основателя колонии”. Три года спустя прилетел профессор Мак-Гилл.
— Мак-Гилл из Рингтаунского колледжа?
— Именно так. С ним был лорд Блеквэл, известный спортсмен и чемпион гольфа. На следующий год прибыл Жак Этьез и Джакомо Марильи. Я прилетел последним — два года назад.
— И до сих пор никто не вернулся? — спросил Джек.
Профессор не ответил. Он неподвижно застыл, вслушиваясь в отдаленный рев какого-то животного.
Джек повторил вопрос.
— Это вурр, джентльмены, — взволнованно сказал профессор. — И если хотите уцелеть…
— Простите, как вы сказали, кто это? — спросил я.
— Вурр, пещерный медведь, — ответил Кроули, все еще прислушиваясь к замирающему вдали реву. — Нужно спешить! Идемте!
Положив дубинку на плечо, профессор Кроули быстро зашагал к кустам.
— Придется идти, Джек, — сказал я.
Джек пробурчал по моему адресу нечто в высшей степени нелестное, но все-таки пошел.
Около часа мы шли молча. Ветви деревьев задевали лицо, цеплялись за одежду, под ногами хлюпала грязь. А лес жил своей жизнью: наверху щебетали птицы, где-то в стороне трещали кусты, и время от времени ветер доносил до нас жуткий рев пещерного медведя.
— Быстрее, быстрее! — торопил нас профессор. — Здесь не Пикадилли и не Гайд-парк.
— Послушайте, Кроули, — не вытерпел Джек. — Зачем нам бежать? У нас есть пистолеты и…
— И прежде, чем вы прицелитесь, вурр съест вас вместе с пистолетами, — сердито сказал профессор. — Прибавьте-ка лучше шагу!
К счастью, лес все-таки кончился. Исцарапанные, взмокшие и чертовски усталые, мы вышли на каменистую тропу.
— Скажите, — спросил меня профессор, — ваша машина работает на эманации радия?
— Нет, — ответил я, — на кюрии.
— Тогда ваше дело еще не так плохо. Мы использовали эманацию радия. У этого элемента период полураспада всего около четырех дней. Вовремя не отремонтировал машину — и крышка! От эманации ничего не остается. А сигареты у вас есть?
— Есть, но разве машина…
— Не машина, — перебил Кроули. — Вы подарите их Уг-Нору, вождю племени нгарра.
— Как?! Неужели здесь… — вскричал я.
— Ну, конечно же, — досадливо поморщился Кроули. — Мы живем у них. Я представлю вас Уг-Нору, и он отправит воинов за машиной. Ее нужно перетащить к нашей пещере.
…Все дальнейшее было похоже на мелькавшие кадры кинокартины. Кадр первый: мы подходим к становищу племени нгарра, и навстречу нам бегут бронзовые люди, одетые в звериные шкуры. Кадр второй: профессор Кроули представляет нас Уг-Нору, и рослый вождь приветливо наклоняет голову, украшенную тремя перьями — красным, синим и желтым. Наплыв — и новый кадр: из пещеры вылезают моди, и в человеке, стоящем на четвереньках, я узнаю профессора Олафа Нильсена, знаменитого математика…
Нам что-то говорили, мы что-то отвечали, но я никак не мог отделаться о г. мысли, что все это дурной сон.
— Ладно, — сказал, в конце концов, Нильсен, — оставим их в покое. Молодые люди еще не освоились.
И пятеро ученых — краса и гордость науки XX века, — усевшись на корточки вокруг костра, принялись жарить мясо.
А мы сидели на камне и молча смотрели на все окружающее.
— Не нравится мне эта история, — после продолжительного молчания сказал Джек. — Ты заметил, Боб, как разговаривал с нами этот дикарь? В книге Таггара встреча выглядит совсем иначе: при виде белого цветные канальи немедленно падают на землю.
Десятка два бронзовых воинов притащили нашу машину, поставили ее около пещеры и молча ушли.
— Видал? — сказал Джек. — Я спрашиваю- где почтение? Они даже не поклонились!
— К чему эти церемонии, Джек? — сказал я. — Зачем это нам нужно?
— Я всегда говорил, что ты осел, — сердито буркнул Джек. — Разве ты забыл, зачем мы прилетели сюда?
Я напомнил Джеку, что политика и эта… экономика не моя специальность. Что же касается термина “летать”, то он — это я подчеркнул — неправилен, ибо, я уже объяснял, вторая производная альфа- функция, будучи разложена в ряд Маклорена… Ну, тут Джек вспыхнул, как ракета!
Наш спор был прерван профессором Нильсеном.
— Эй, молодые люди! — крикнул он. — Прошу к столу.
Стола, конечно, не было. Мы сидели прямо на земле и ели жареное мясо, руками разрывая его на куски. Вместо салфеток Нильсен положил перед нами широкие листья какого-то дерева.
Ученые кушали молча, сосредоточенно. Заросшие лица делали их похожими друг на друга. И только присмотревшись, можно было заметить, (что Кроули и Этьез не намного старше нас, а Нильсен и Мак-Гилл уже старики. Возраст Марильи я не мог определить. Лицо итальянского ученого покрывала такая густая борода, что были видны только глаза. Но вся пятерка — старые и молодые — держалась очень бодро и дружно.
— Ну-с, друзья, — сказал Нильсен, вытирая рот листьями, — пора спать.
— Если я не ошибаюсь, уважаемый профессор, — ледяным голосом произнес Джек, — вы приглашаете нас в пещеру?
— Вы не ошибаетесь, мистер Барлоу.
— И мы должны будем на четвереньках пролезать в… отверстие?
— Именно так, мистер Барлоу.
— Да поймите же, наконец! — не выдержал Джек. — Это недостойно белого человека.
— Точно так заявил и лорд Блеквэл, — спокойно сказал Нильсен. — Он устроился ночевать в гамаке, подвешенном к деревьям. Яаа, сорокафутовая змея, проглотила его вместе с гамаком. Остались только палки и кусок веревки.
Сказав это, Нильсен нагнулся и полез в узкое отверстие. Остальные молча последовали за ним.
— Пойдем, Джек, и мы, — предложил я. — Не оставаться же здесь на ночь.
Джек молча пошел к пещере.
…В пещере было совсем неплохо. Кроули завалил вход большим камнем, и мы сидели при свете костра.
— Скажите, пожалуйста, мистер Нильсен, — спросил Джек, — почему вы ходите в звериных шкурах? Разве у вас не осталось одежды?
— Она там, — Нильсен махнул рукой в дальний угол пещеры. — Но мы сохраняем ее, чтобы было в чем вернуться. Кроме того, матерчатая одежда очень непрактична в этих условиях. Две–три прогулки по лесу — и она превращается в сплошные лохмотья.
— Но какое мнение будет у дикарей? — воскликнул Джек.
— Никакого, — пожал плечами Нильсен, — они сами так одеваются.
Джек шумно вздохнул и больше ни о чем не расспрашивал.
Спали мы на душистой траве. Я был чертовски взволнован и долго не мог заснуть. Вы, конечно, меня поймете — такой случай, в конце концов, бывает раз в жизни. Само собой разумеется, я имею в виду не поездку в прошлое, а встречу с Олафом Нильсеном.
Вы понимаете, сам Олаф Нильсен лежал в двух футах от меня! Я думал, удобно ли поговорить с Нильсеном о моей гипотезе конформного преобразования сингулярной депрессии.
Видите ли, эта гипотеза основывалась на двух аксиоматических предпосылках. Во-первых, я допускал,
