— Петух под крыльцом, — говорит папа.
Если он не нахохлился, это ещё ничего. Может, он просто рис под крыльцом зарыл и пошёл проверить. Или ему напекло гребень, и он спрятался от жары. Но если петух нахохлился, тогда плохо. А я и не знаю.
— Надо быть наблюдательным, — говорит папа. — Это для зоолога главное. Как же ты не заметил?
— Перестань, Лёша, — говорит Марина Ивановна. — Сам ребёнка с толку сбиваешь, а потом удивляешься.
— Я пойду посмотрю, — говорю я.
— Куда ты пойдёшь? — говорит Марина Ивановна. — К петуху? Ты его боишься до смерти.
— А мы вместе посмотрим, — говорит папа.
Папа к крыльцу нагнулся и меня зовёт. Я тоже нагнулся. Я не боюсь, коленки немножко прыгают, а так ничего. Не страшно совсем, тем более с папой, он меня спасёт.
— Видишь? — говорит папа.
Я под крыльцом песок вижу. Ещё какую-то тряпку. На тряпке петух боком сидит, и глаз у него золотой. Прямо сверкает! Петух ничуть не нахохлился, у него все перья спокойные. Он просто так под крыльцом сидит. Смотрит своим золотым глазом и отдыхает.
— Что, Петька, всё прогнозируешь? — говорит папа. — Народ пугаешь?
А петух ему говорит:
«Ккк… ккк…»
Глаз свой потушит, потом опять зажжёт. Как фонарик. Он так моргает. Совсем нестрашный петух. Я руку протянул и потрогал. Мягкий. Мне тоже говорит:
«Ккк… ккк…»
— А ты боялся, — говорит папа. — Ничего не надо бояться — это для зоолога главное.
Разве я нашего петуха боялся? Я боялся, что он нахохлился, а это другое дело.
СПОЁМ-КА НАШУ ЛЮБИМУЮ!
Мы уже едем. Арина мне дышит в плечо. Мы с ней в кабине сидим. Рядом с нами Боря шевелит рулём и поёт:
Он всё время одно и то же поёт. Это Боре помогает машину вести. Мы с Ариной тоже поём, мы уже выучили. Мы теперь все вместе поём:
Дядя Володя нам сзади стучит по кабине, кричит Боре:
— Это какая федра? Это которая эфедра, что ли?
Эфедру мы знаем с Ариной. Это куст. Зачем мы про куст будем петь? Мы свою песню поём, совсем другую:
Вот мы как поём.
Очень хорошо в кабине. Бензином пахнет. Прямо нечем дышать, так пахнет. Мы бензином дышим, мне нравится. Сиденье под нами блестит. Чёрное такое! Я потрогал чуть-чуть и пальцы обжёг. Арина спиной прислонилась и тоже немножко обожглась. Горячее всё. Я локоть в окно выставил, там ветер. Он мимо нас летит. Тоже горячий.
— Уже мотор греется, — говорит Боря. — Будь проклят тот час, когда я сел за руль этой керосинки!
А сам смеётся. Это он просто так говорит. Шутит так со своей машиной. Если свою машину любишь, можно, конечно, с ней пошутить. Машина не обидится, она знает, что Боря её любит. Он бы ещё больше её любил, если бы у него были к этой машине запчасти. Боря бы тогда сделал из своей машины конфетку. А запчастей нет, на саксаулах они не растут. Но Боре всё равно нравится быть шофёром. Он ещё маленький мечтал стать шофёром. И стал.
— И тебя потом научу, — говорит мне Боря.
— А меня? — говорит Арина.
— Всех научу! Я добрый. Мне только эти капли мешают. Аринка, вытри мне чем-нибудь.
У Бори на лбу, оказывается, капли. Эти капли мешают ему смотреть на приборы, они льются. А перед Борей столько приборов, глаза разбегаются. Часы например, перед ним вделаны прямо в кабину. Боря по этим часам как раз машину ведёт.
Арина платок взяла и трёт Боре лоб.
А капли опять лезут. И на щеках тоже. На подбородке.
Я смотрю — у меня капли прямо из ладони ползут.
— Не замёрзнете? — смеётся Боря.
— Нет, — говорит Арина. — У меня кофта есть. Дать?
— Носи сама на здоровье!
Тут нам опять застучали в кабину.
— Пить хотите? — кричит папа.
Оказывается, они там, в кузове, пьют. А мы тут мучаемся в кабине. Боря сразу остановился.
Папа нам резиновый шланг даёт.
— Сосите, — говорит.
Этот шланг прямо из бочки с водой идёт. Из него надо пить. Я в рот его осторожно взял. А шланг тёплый. Резиновый. Воды никакой в нём нет. Невкусный вообще-то.
— Тяни в себя, — говорит Боря.
Я потянул немножко. Всё-равно воды нет.
— Сильнее тяни! — кричит папа.
Я зубами как этот шланг зажму. Как из него вдохну. Сразу подавился. Резиновым воздухом. А воды всё нет.
— Дай-ка мне, — говорит Боря.
Губами взял и сразу у него в шланге забулькало. Уже пьёт. Даже глотает. Мы с Ариной смотрим, как Боря пьёт, и тоже вроде глотаем. Но нам глотать нечего. Только пить ещё больше хочется.
— Недотёпы, — говорит папа. — Сейчас я вам сделаю напор.
Он бочку в кузове наклонил, и вода из шланга сама пошла. Мы с Ариной рот подставляем, по очереди. Какой нам папа сделал вкусный напор! Я такой воды никогда не пил. Это такая вода. Тёплая. Сладкая. Длинная. Я бы её всю жизнь пил. Никогда бы ничего другого не пил. Ни компот. Ни какао. Даже верблюжье молоко бы не пил. Только эту воду!
Мы с Ариной пьём, пьём…
