восстании, надо уничтожить гетмана. Попаданец считал, что ему, для войска запорожского все еще своего условно, такие вещи формулировать не по чину. Другие, вероятно, каждый по своей причине, тоже произнести роковой приговор не желали.
Нашел выход все-таки Аркадий. Вспомнил об обычае русской армии начинать обговаривание решения с младшего из присутствующих. И, рассказав об этом вкратце, предложил использовать его сейчас. Сирко и Богун неохотно согласились.
Приговор все, без исключения, вынесли один. Смерть. А вот как ее оформить, чтоб не расколоть окончательно и без того далеко не единое казачество Малой Руси, думали и говорили полночи. Устраивать переворот было затруднительно. Войско только что вернулось из Крыма, из победного, совместно с крымским ханом похода против буджакских татар. Авторитет у Бута (Павлюка) был высок как никогда до этого. То, к чему он призывал, отвечало чаяниям большинства казаков.
Устраивать кампанию по разоблачению его ошибок и преступлений, пусть даже выдуманных? Так на это необходимо много времени, а восстание уже вот-вот начнется.
Пристрелить его? Но он все время окружен верными сторонниками, стреляющего поймают и ниточки потянутся к организаторам убийства.
В конце концов решили кошевого отравить, одновременно распустив слухи об иезуитском следе этого преступления. Учитывая их репутацию, в такое было легко поверить. Отравления гетман тоже опасался, но кому-то своему, проверенному в борьбе с панами и татарами, такое провернуть было можно. Васюринский и еще два характерника возражали против уж очень «иезуитского» способа убийства. Но эти возражения были отвергнуты большинством. Как и предложение Васюринского вызвать гетмана на дуэль. Большинство над этим примером лыцарства откровенно посмеялось.
Исполнителем решено было попросить стать, к величайшему удивлению Аркадия, самого Богдана Хмельницкого, на совещании не присутствовавшего.
– Он же вроде бы шляхтич? А тайное убийство…
– Среди иезуитов шляхты, в том числе самого высокого полета, полным-полно. Когда надо или припрет, и они умеют забывать про шляхетскую честь.
– Не все! – возмутился Васюринский ответу Жучилы. К счастью, оказалось, что пострадал тот во время недавних испытаний не так уж сильно и уже успел прийти в себя.
– Да никто и не говорит, что все. Но большинство уж точно.
– А вы уверены, что он согласится? Я ведь ему нарассказывал, каким великим он стал впоследствии.
– Уверен. В конце концов, он и сейчас, ОСОБЕННО после твоих рассказов, хочет гетманом стать. И мешающего ему Бута уберет без сомнений. Или он в историю как особенно совестливый вошел?
– Чего нет, того нет. Много чего стыдного за ним числится.
– Значит, будем за ним внимательней поглядывать.
Под конец совещания вкратце обговорили крымский вопрос. Посланец к хану, его родственник по материнской линии, пока вестей не слал. Но надежда, что Инайет поверит посланцу, была. Кстати, хану было сообщено, что именно ему приписано зверское убийство всего посольства султана в Москву. Оставалось надеяться, что ни в какой Стамбул после этого он не поедет, будет с удвоенной энергией воевать с Кантемиром.[27]
Тщательно обговорили предложение Аркадия об организации в областях под владычеством Польши и Литвы грабительских шаек, маскирующихся под панские отряды. Налеты и грабежи, что в Малой, что в Великой Руси, были широко распространенным явлением. В Польше были выродки, бравировавшие судебными приговорами против себя. Один даже одежду ими себе подшил. Некоторое увеличение такого явления никого особо не обеспокоит. Но поначалу надо было наладить разведку. Чем и поручили заняться характернику Свитке. Который и без того ведал сбором сведений с лирников, шатавшихся по всей Малой Руси. Намеченные планы по строительству промышленности требовали денег, несколько удачных грабежей могли здорово пополнить пустую казну на это благородное дело. Приятели Аркадия, кузнецы, уже разъехались по землям запорожских вольностей для строительства доменных печей и лесопилок.
С призывом к немцам и чехам переселяться на свободные земли было решено погодить. Все же обеспечить безопасность переселенцев в данный момент было затруднительно. Однако за неведомой всем, кроме Аркадия, картошкой и мастерами-плавильщиками и кузнецами постановили послать немедленно.
В самом конце мероприятия Аркадий вспомнил возвращение из морского похода:
– Еще одно важное дело есть. Как только мы вернулись из похода в море, в нем разразился сильнейший шторм. Застань он нас на волнах, не все смогли бы вернуться. Можно сказать, уцелели случайно.
– Ну и что? – удивился Васюринский. – Дело обычное, когда везет, а когда и не очень. Все в руках Господа, Он один определяет, быть ли шторму, доброму попутному ветру или еще чему.
Аркадий невольно почесал зудящую от растущей бороды челюсть. Увидев, ЧЕМ И КАК бреются запорожцы, он решительно и бесповоротно выбрал имидж донского казака.
– Определяет погоду, конечно, Бог. Однако вы все не могли не слышать о том, что некоторые люди способны предугадывать погоду на день или два. Если мы найдем таких людей, поселим их в портах – Азове, Темрюке, Тамани, наладим с помощью голубиной почты сообщение между ними, то наше благополучие в море будет зависеть уже не только от одного Бога.
– А от кого ж еще? От дьявола, что ли?
– Нет, не от дьявола. От себя, от своей головы, кою Господь Бог нам даровал, чтобы мы ею пользовались для размышлений, а не только для ношения шапки.
Идея метеобюро вызвала у характерников живейший положительный отклик. Были и сомневающиеся, ведь Господь осудил гадания разные, однако их успокоили и уговорили. Поручили новое дело Жучиле, не раз жаловавшемуся на ноющие к перемене погоды раны.
Дела прогрессорские
Взбодрившись на море, по прибытии на сушу Аркадий занялся продолжением введения своих новшеств в жизнь. Первым делом ему захотелось внедрить маскирующую окраску на струги. Казаки обожали появляться перед противником неожиданно, поэтому эта его идея встретила полное понимание и поддержку. Словесные.
Во-первых, вся верхушка казачества, не только донцы, но и прибывшие на Дон запорожцы, были заняты подготовкой похода на Азов. Табор должен был тронуться на днях, а то и дело, как всегда, вылазили разные нехватки и ошибки в прежних расчетах.
Во-вторых, никто не знал, какой конкретно краской необходимо красить паруса стругов. Сами низкосидящие корпуса кораблей в окраске вряд ли нуждались. Увидеть их можно было совсем уж с малого расстояния. Хотя на обширное обрамление из тростника маскирующие пятна нанести стоило бы.
В-третьих, производства красок на Дону не было вообще. Как, впрочем, и всех остальных производств. Следовательно, их предстояло организовать, что не имевшего опыта строительства промышленных предприятий Аркадия не радовало. Уж если совсем честно, приводило в отчаяние. Когда он начинал прикидывать, сколько и чего надо сделать, чтоб у нарождающейся державы появился хотя бы слабенький шансик на выживание, ему делалось плохо. Отчаяние захватывало его, нарушало сон, лишало сил. Если бы не поддержка Васюринского, которого со все большим основанием можно было назвать его другом, он бы бросил все к чертям и запил. Благо спиртное, несмотря на голод, на Дону было.
Но: «Взялся за гуж – не говори, что не дюж». Интенсивный труд на благо, чего уж там, человечества помогал выбросить мрачные мысли из головы, переплавить отчаяние в дополнительный стимул к работе.
О существовании Мазилы, бывшего монаха-иконописца, он узнал на второй день поисков знатоков красок. А нашел его на третий. Невысокий, по меркам попаданца, массивный, с частой проседью в густой,
