домой в приподнятом настроении. Родители укатили на дачу, и только сестра Яна ждала дома привета, как соловей лета. А ещё ждали борщок, пельмешки и верный друг-компьютер. Жизнь — хорошая штука, как ни крути!..
Но едва открылась дверь, как в нос ударил такой ядрёный аромат ванили, лаванды и конопли, что потемнело в глазах и показалось, что кто-то со всего размаха врезал мне лопатой по лицу. Удача, заявив: 'Хорошего понемножку, кто не спрятался — я не виновата', отвернулась решительно и надолго. В гости к нам пожаловал Мозоль.
Представьте себе рахитичное существо с вечно улыбающимся лицом индийской болотной гадюки, интеллектом оладьи и феноменальной назойливостью. Это он и есть. Сёма Брыськин, пень ушастый, кретинозавр и просто редиска. Что хуже — он 'друг с детства' твоей сестры. Живёт рядом, сначала с Яной в один садик ходил, потом в одну школу, даже в институт за ней потащился, но — о, счастье! — провалился на экзаменах. А в гости (хотя его ни разу не приглашали) ходит до сих пор, трещит без умолка, советы даёт и достаёт всех, как тот мозоль, что сидит на ноге: толку от него никакого, а боль невыносимая.
Правда, сейчас его визиты — большая редкость. Потому что мне уже пятнадцать, я знаю каратэ, не люблю всё, что презираю, а что не люблю — уничтожаю.
Окна были плотно зашторены, из магнитофона неслись жуткие звуки, словно кто-то вживую распиливал кошку. А некий глист в скафандре прыгал по комнате, размахивал смрадным фунтиком и призывал сестрёнку 'открыть карму и очистить чакры', не замечая ни Яниного стеклянного взгляда, ни открывшейся двери.
'Вперёд', — сам себе скомандовал я.
Ботинки под вешалку, куртку на вешалку, рюкзак в шкаф, клюшку из шкафа, и —
— Хаудуюдушки, Яна! Пшёл вон, Сёмка.
— Где тебя носило? — просияла Яночка. Она была ужасно мне рада, но Старшая Сестра — это диагноз. Даже если она старше всего на пять лет.
— Кхе… те…пе… — забуксовал Сёмка, с опаской косясь на клюшку.
— Сёма, Сёма, Сёма, — я похлопал Сёмку по плечу. — Как дела? Все еще 'человек без определенных занятий'?
— Главное, чтобы карма была в порядке, а занятие я найду… когда захочу! — вспетушился Сёмчик, отравляя воздух благовониями.
— А выход тоже сам найдёшь или помочь, показать? — я похлопал Сёмку по спине. — Шевели чакрами, Харя Рама, пока в нирвану не настучали. Сгинь, нечистый. Изыди, сатана.
— Чего?
— Уже ничего…
Следующая сцена пропущена по причине её излишней жестокости и обилия нецензурных выражений. Послушайте лучше анекдот!
…Макаров пытается обойти Свенсона, но Свенсон Макарову явно не по зубам… А вот Макаров Свенсону — по зубам! По шее, вот и клюшка пошла в ход!..
— Я ещё вернууусь! — пискляво пообещал обиженный и оскорбленный.
— Ага, жду не дождусь… — я захлопнул дверь, перевел дух и сложил оружие. Вернее, отложил — оно ещё могло пригодиться.
Яна долго смотрела на меня. Потом сказала:
— Спасибо, Саша.
Это глюк? Меня, жалкого клопа, поблагодарили?
— Ты такой молодец! Прямо спас меня… ты на кого похож??!!
Другое дело, узнаю сестричку. Только что тебе не нравится? Белые джинсы, черная футболка с Траллом на груди и надписью 'Warcraft — жжот!' на спине или зелёные носки… ыыххх, зря понюхал.
— И футболку снимай! — потребовала сестра.
— Она же не пахнет почти…
— А ты знаешь, который сейчас час?
Ещё один пример женской логики. Понять невозможно. Даже пытаться не стоит.
— Э?
— Пять! Где ты был?!
— Пиво пил, — шутканул я (ой, зря!).
— Что? — сестра медленно встала. — Повтори-ка.
Надо сказать, что в отличие от обычных людей, которые обходятся одним плохим настроением, у Яны их целых двадцать. От учтиво-вежливого 'Ах вот как?' до смертоносно-разрушительного 'Села ведьма на метлу'. «Повтори-ка» — всего лишь N5. Громко, но не больно.
Мы напряглись как два игрока в американский футбол: Яна прикидывала, какими словами меня назвать, я — как быстрее добежать до кухни (есть очень хотелось). И тут в дверь позвонил…
Вы знали!!!
— Эй! Это я! Я пришёл! Откройте, а? Я у вас медальон потерял! Верните пажа-а-а-алста! Это семейная реликвия! Ну пажа-а-а-а-алста!! И я сразу уйду. Правда-правда!
Поверить Сёмке? Да ни за что!
И мы начали искать.
Вернее, разом опустили головы, столкнулись лбами (уййй, ну и твёрдый лоб у Янки!) и увидели его.
Медальон в самом деле был старинный, красивый — многолучевая звезда из серебра с чернью на плетеном кожаном шнурке. По краю вьётся ниточка затейливых письмён, вроде арабских вязи или древних рун, в центре странная гравировка — развернутая ладонь, а над ней изогнутый меч, короткое копьё и лук со стрелой на тетиве. Картинки крохотные, не больше ногтя, работа удивительно тонкая — видна каждая щербинка на клинке меча, каждый волосок в оперении стрелы.
Сквозь дырочку в шторе в комнату проник солнечный луч, и золотой блик пробежал по линиям гравировки. Засветилось копьё, лук блеснул капелькой ртути, неожиданно ярко, остро сверкнул меч… Р-раз! Янина рука метнулась вперед как атакующая змея. Не дам, я первый увидел, дайсюдадайсюдадайсюдадай!
'Дневной дозор'. Егор и Светлана делят Антона Городецкого. Упрямое сопение с одной стороны, не менее упрямое кряхтение — с другой. Громкий треск, сердце ёкает: 'Сломали!!!' — и мы кубарем летим в разные стороны. Пальцы намертво стиснули маленький черный ключ. Он горячий, словно уголёк, на нём письмена как на звезде и гравировка, но рисунок другой: над ладонью — лист, солнце и глаз… Ян, напомни, что по УК полагается за вандализм? Штраф, арест или исправительные работы?
Сестра держит звезду в руке. Её взглядом гвозди можно забивать. Я виновато (хотя вины не чувствую) ковыряю ногой пол.
— Спрячь! — вдруг шипит она. — В карман! Живо! А этому хмырю, — кивок в сторону двери, — скажем, что так и было.
Всё-таки хорошая она у меня…
— Не будь дубом, помоги! — Яна капризно протягивает мне руки.
Вредная только.
Я помог ей встать, поднял голову… и замер.
Пламя факелов осветило каменные стены, крокодила на потолке, отразилось в пузатых боках колб и реторт, выстроившихся на длинном лабораторном столе. Что-то булькнуло в большом стеклянном чане, и лопоухий мальчишка кинулся заворачивать вентиль, а лысый толстяк с выпученными глазами и откровенно жабьим лицом шагнул к нам, приветственно помахивая пухленькой ручкой. Оба были костюмированы в лучших традициях средних веков.
— Япона мать! — выдавил я, ошалело переводя взгляд с одного «химика» на другого. В голову робко постучалась мысль ('Босиком, пол ледяной, определенно, это не сон'), но я не открыл, и она ушла.
— Что за *****? (нет, это повторить не могу) — сказала Яна, без развития темы уплывая в астрал.
— И вам день добрый! — прогудел толстяк, растягивая в улыбке огромный жабий рот. Взгляд его был по-прапорщицки прям и так же свободен от умственных усилий. 'Дебил', — без колебаний постановил я. —
