Добровольные наблюдатели не спали ночи, дежурили на берегу в ожидании первой подвижки льда.
Начался ледоход десятого апреля. Все берега усеялись народом.
— Гляди-ка. В нашу сторону прет!
— Ну и насадило льдин на яру! Как кружево.
— На дамбе видишь — гора помяненная. Вон она расходилася, водичка-матушка!
Лед шуршал, трещал и стремительно плыл по реке, тащил на себе темные зимние дороги, пихтовые прутья — украшение прорубей — и разный хлам, сорванный с берегов.
Тут и там слышались разговоры:
— Попробуй-ка сейчас из затона какую-нибудь баржонку на фарватер вывести. Изотрет! В пильную муку изотрет.
— Кто-то выдумал затон, должно быть, умный был человек. Кругом такая кутерьма, а в затоне, как в озере. Тишина!
И действительно, в ласковом тиховодье затона суда хоронились, по выражению Луки Ильича, как у Христа за пазухой. Пусть скандалит река, ничего ей не сделать с затонским караваном!
В первый день ледохода бурлаки обычно бросали работу и праздновали. Команда винтового парохода «Стрела» тоже не отстала от других.
Решив прокатить гостей по затону, пьяный машинист поломал машину. Команда частью пошла под суд, частью была уволена.
На «Стрелу» набирали новых матросов.
Рулевого нашли быстро. На эту должность поставили, хотя ему и не хотелось, нашего сожителя по клети водолива Афанасия Ефимовича. Ему удалось пристроить меня в матросы. Должность машиниста мог занять только Андрей Заплатный. Пригласили его, а он уперся:
— Стыд один — на такую козявку машинистом. Я на, морских пароходах плавал механиком. Не пойду!
Едва его уломали.
Я перебрался на «Стрелу» и в первую же вахту протосковал всю ночь. Я мечтал стать водолазом, а тут снова целую навигацию матросить. Кран Пигалева был спущен на Волгу, а на камских кранах в водолазах нужды не было. Да и начальство считало, что доставать утонувшие якоря с петлей на шее по шесту куда выгоднее, чем с помощью водолаза.
Для «Стрелы» с завода Каменских привезли новый гребной винт. Заплатный приготовился поставить его на место.
«Стрелу» ввели в шалман карчеподъемницы. Талями отодрали корму парохода от воды. Обнажился искалеченный винт.
Заплатный на маленькой лодке подобрался под корму с инструментами и новым винтом. Он благополучно снял остатки старого винта, надел на вал новый, и вдруг цели, поддерживающие пароход, «стравили». Заплатный исчез под водой. Люди на берегу замерли. С карчеподъемницы полетели спасательные подушки. Народ волновался.
— Что такое? Машиниста раздавило?
— Спасать надо! Кто пловец?..
После секунды оцепенения поднялась суета. Двое смельчаков бросились ниже карчеподъемницы в воду. Матросы хватались за багры… Неожиданно в самом шалмане всплыла перевернутая лодка, а рядом с ней Заплатный.
Бросили ему конец и вытащили на палубу.
— Где это видано? — возмущались зимогоры. — Надо на заводе такую поправку делать, а не в затоне. Чуть не погиб человек.
— Перегонять-то «Стрелу» в город денег стоит, а бурлацкая жизнь не стоит ни гроша…
Андрей отогрелся в машинном отделении. Снова подняли корму парохода, и машинист спокойно закончил свою работу.
— Ну и дядя! — судачили в народе. — Другой ни за что бы не полез во второй раз к черту на рога.
После ремонта «Стрела» развела пары, и нас заставили выводить из затона суда и передавать их буксирным пароходам.
Заплатный ворчал:
— Черт меня дернул поступить сюда. Мы здесь вроде и не бурлаки вовсе, а перевозчики какие- то.
Потом нас вызвали в город.
Перед рейсом пришли проститься с нами Кондряков и Катя Панина. Кондряков тоже на днях уезжал из затона под начальство Калмыкова, начальника постов. Вместе с ним уезжала и Катя Панина. Когда они ушли с парохода, я спросил Заплатного:
— Что она? Поваром у Кондрякова или кем?
— Нет, парень. Такая жить поваром у Кондрякова не будет. Поженились они. Разве не слыхал?
— Не-ет! А когда венчались? Где?
— Вокруг мастерских венчались. Вот где… Толковый ты, Сашка, а, должно быть, молод — ничего не понимаешь…
«Стрелу» поставили на мелкую работу. Мы развозили по пристаням и перекатам начальников, возили на дачи разных барынь.
Как-то в начале июня доставляли на казенные суда пакеты со строгими приказами: привести в блистательный вид водолазные краны, все карчеподъемницы по случаю проезда по Каме на пароходах «Межень» и «Стрежень» царских дочерей.
Когда мы подходили к суденышку, Афанасий Ефимович сдавал под расписку пакет, а из машинного отделения высовывалась испачканная в мазуте физиономия Заплатного.
— Водохлеб! — обращался он к старшине или багермейстеру, получившему пакет. — Может быть, из-за тебя царские девки по Каме едут? Большая честь, что они проплывут мимо твоего корыта.
— Что корыто, так ты брось! У меня монитор справный. У тебя пароход — это, брат, не пароход и не лодка, а так — середка на половинке, — глумился старшина, задевая самую больную струнку Андрея Заплатного.
При встрече с другим судном Андрей кричал:
— Водолив! Бороду надо отрастить, чтобы на Гришку Распутина походить.
Водолив смущенно разглаживал свою большую рыжую бороду, а Заплатный хохотал.
На перекате ниже города Оханска на одной из карчеподъемниц принял пакет сам старшина. Распечатал его, прочитал вслух приказ и, к удовольствию Заплатного, заявил:
— Ничего красить не буду. Подумаешь, едет какая-то шкура, а я изворачивайся. Скажи начальнику, что, когда поедут царские лахудры, я заместо флага портянку повешу…
Через неделю с нами поехал техник, чтобы проверить, как выполняется приказ.
Около города не только суда, но и бакены были выкрашены яркой, свежей краской.
На излучинах реки появились новешенькие перевальные столбы. Но чем дальше от города, тем хуже.
Карчеподъемницу со строптивым старшиной мы нашли с трудом. Затянулась она за остров в воложку и замаскировалась кустарником. Команда шлялась где-то на берегу, а старшина удил рыбу.
Техник ругался на чем свет стоит, а старшина отвечал спокойно:
— Воля ваша, а красить и смолить судно я не буду. В прошлом году сам просил, чтобы выкрасили, однако мне отказали. Всю навигацию ходили некрашеные. А сейчас с чего это?
— Дурак! Их императорские высочества великие княжны едут. Ты не шути!
— А мне хоть кто. Хоть сам дьявол, хоть государь император…
На следующем плесе мы встретились с Кондряковым. Он служил здесь постовым старшиной. Я рассказал ему о случае с карчеподъемницей.
— Ага! Там старшиной Данилович. Немного сглупил старина.
