делом выходить по надобности и на государеву потеху. Из некоторых указаний видно, что подвиг медвежьего поля становился достоянием целого рода; таковы были псари Молчановы при царе Михаиле, упомянутые выше Петр и Осип, последний если не сын, то вероятно, брат первого, передавшие в наследство свою силу и отвагу и своим детям, из которых при царе Алексее были известны сыновья Осипа, Матвей да Иван, и 1646–1651 г.; также Михайло, Любим, Фадей, тоже родичи, если не дети первых. Славна была и семья Озорных: отец Богдан Озорной потешал царя Михаила, с 1621 г., а сыновья Никифор и Яков царя Алексея, с 1647. и т. п. Нередко сыновья ходили на бои за одно с отцами. Так в 1646 г. человек боярина Б. И. Морозова, Иван Брылкин с сыном Афонаською имались с медведем в селе Павловском 31 генв.; потом бились с медведем в генваре 1648 г.
Это свидетельство указывает также, что на дворцовую потеху вызывались или призывались иной раз охотники и из других сословий или чинов. В декабре 1614 г. царя потешали трое стрельцов, в том числе Семыка Федоров; у них на потехе медведь изодрал кафтаны. В марте 1618 г. на потехе драл медведь задворного конюха Ив. Столешникова. В 1615–1619 г. в царских потехах участвовал человек боярина Ф. И. Мстиславского, Матвей Пахов, поставлявший на государеву псарню к потехе диких медведей. В ноябре 1627 г. в Тонинском на потехе медведь драл истопника Илью Севрюкова. В 1622 г. генв. 2, на потехе на дворце постельный сторож Петрушка Мекотин перед государем дворных медведей дразнил и с диким медведем бился вилами и его дикий медведь ел. В 1626 г. на святках и в 1627 г. на маслянице тот же Мекотин выходил на бой вилами с дикими же медведями и в оба раза остался невредим. В 1623 г. февр. 18, на маслянице во вторник на дворце на государевой потехе бился с диким медведем, Канинские земли Самоедин Семейка. В октябре 1626 г. бился с диким медведем вилами постельный истопник Панка Гигишкин в селе Покровском. В 1628, в субботу на маслянице на государевой потехе на дворце тешил государя, бился с диким медведем
Из этого перечня медвежьих боев видим, что их героями нередко бывали жильцы, т. е. люди среднего дворянства, не говоря уже о детях боярских, подключниках и других придворных чиновниках, принадлежавших к дворянству мелкой сошки.
Была еще потеха львиная. Мы видели, что львы были привезены в Москву еще при царе Федоре Ив. Быть может с того времени устроен и особый львиный двор, находившийся у Китайгородской стены, где теперь губернские присутственные места. Можно догадываться, что так называемая
При царе Михаиле в Москве появилась и другая редкая потеха — приведены были слоны. В 1625 г. июня 12 в селе Рубцове-Покровском тешили государя на слонах слоновщики Чан Ивраимов и Фотул Мамутов. В 1626 г. окт. 31 вероятно тот же слоновщик арап Тчан и в том же селе опять тешил государя слоном.
С севера нередко самоеды пригоняли в Москву оленей, которые также потешали царское семейство. В 1617 г. олени были пригнаны из Кольского острогу; в 1620 г. с оленями приехала из Кольского же острогу Канинская и Тиунская Самоедь; в 1643 г. дек. 16 с живыми оленями приезжал Мезенский самоедин Вак Пургия. Можно полагать, что пригон оленей был чем-то в роде обычной дани, или обычных даров государю от самоедского населения. В 1666 г. самоеды, которые были присланы с Кевроли и с Мезени с государевыми оленями, Тренка Иншин, Былка Марчиков, Ядовк Соболков, Обленисков Нодекирпов, Якунка Облесов, на сырной неделе по указу в. государя ездили на оленях на дворце.
Упомянем о некоторых особенных зрелищах, какие изредка служили также увеселением для государева семейства. В 1633 г. июля 18 поручик Анц Зандерсон и золотого дела мастер Яков Гаст тешили государя на дворце долгою пикою да прапором и шпагами
В 1634 г. осенью (ноября 23) стрелец Петрушка Иване-городец тешил государя в селе Рубцове, носил на зубах бревно. В 1645 г. марта 28 царицын сенной сторож Микулка Остафьев тешил государя и царевича, — бился с дураком Исаем, за что по приказу царевича (Алексея Мих.) ему выдано 4 арш. сукна в 2 р.
Наконец при царе Алексее во дворце явились зрелища театральные. Изгоняя отовсюду скоморохов и скоморошество, это наше родное или на своей родной почве выращенное произведение народной веселости, изгоняя кощунные смехи и разные глумотворные спектакли этих веселых людей, наша старина, против всякого чаяния со стороны древних домостроев, совсем неожиданно попала на комедийное действо, в сонм такого же глумотворения, только иначе, по царски, устроенного, притом по происхождению немецкого, которому, следовательно, было как-то позволительнее явиться перед глазами старого благочестия. Немцы действовали свои действа из библии. Казалось, это было делом невозможным для понятий старины. Но такова была сила общего движения нашей жизни, увлекавшая нас все ближе и ближе к европейскому миру, ко всем сатанинским прелестям и обаяниям, от которых столь долго оберегали древнюю Русь ее добродушные домостроя. Невозможное, отверженное в одном виде, являлось возможным и признанным в другом: и в то самое время, когда шли горячие споры даже только о буквах Писания, на дворцовой сцене действовали комически библию. Однако ж, дело не показалось особенно чудовищным, главным образом именно потому, что тут действовали немцы, значит люди чужие, иноверные, тоже отверженные. Самому русскому как-то неестественно было начать такое небывалое дело. Да и как было осмелиться: чтобы сказали и чтобы наделали тогда нововводителю крепкие власти Домостроя.
В силу постоянного и неутомимого отрицания, господствовавшего в нашей старой жизни, отрицания всех свободных, самостоятельных и самобытных движений жизни, говоря разумеется лишь о сфере мысли и о сфере искусства, — ничто, конечно, общечеловеческое, не должно было развиться в ней из самобытных источников; ничто не должно было органически пройти все степени возраста с зародыша до возмужалости.