воспринял это как предательство – и ошибся. Ты просто должна была это сделать.
– Я хотела этого! – отрезала Франя, бросив на него сердитый взгляд. – Я всегда хотела стать гражданкой СССР и горжусь этим сейчас!
– И я горжусь тобой, – примирительно сказал Джерри. – Я полагал, что именно Боб...
Он горестно поморщился, упомянув Боба, который угодил в капкан идиотского Закона о национальной безопасности – закона, приковавшего его к Штатам. Даже теперь, когда с Джерри случилось такое, ему не разрешили побывать дома, в Париже.
– Но вышло так, что ты... – силой заставил он себя продолжать, – ты стала космическим пилотом и, может статься, поднимешься туда, куда я...
Ее лицо смягчилось. Она сказала:
– Не надо об этом, отец. Я понимаю, как тебе больно из-за...
И снова отвела взгляд.
– Я просто хотел сказать, что горжусь тобой.
– Долго же ты таил эту мысль! – взвилась Франя, но тут же одернула себя. – Прости.
– Не извиняйся, – сказал Джерри. – Я причинил тебе боль. Может быть, тебя хоть немного утешит, что сегодня я понял... Что бил сам себя... Замечательная дочка, надо было гордиться, надо было ее любить, а я как последний дурак...
– Будет тебе, – мягко сказала Франя и, как ему показалось, чуть подалась в его сторону. – Теперь... Когда ты стал таким...
– Таким? – Джерри постучал пальцем по электродам на затылке.
Франя кивнула и в который раз отвела глаза.
– Не надо меня жалеть. Попробуем снова стать отцом и дочерью, как в старые добрые времена. Сказать по совести, я не знаю, получится ли. Может быть... попробуем?
– Не знаю, отец. Честное слово, не знаю. Прошло столько времени, и столько всего случилось...
– Только попробовать! – умоляюще сказал Джерри. – Хотя бы ради мамы. Для нее это жестокое испытание. Без твоей поддержки ей не справиться. Попробуем, заключим мир – ради нее. Идет?
Франя пристально всматривалась в его лицо, словно видела его впервые. И Джерри подумалось: может, она и впрямь видит меня впервые в жизни?
– Хорошо, отец, если так... – сказала она тихо.
Джерри не без робости прикоснулся к ее руке. На лице Франи не дрогнул ни один мускул. Но руку она не отдернула.
«Лос-Анджелес таймс»: Господин президент, что вы намерены предпринять, если Красная Армия попытается силой воспрепятствовать отделению Украины?
Президент Карсон: Мы поддержим украинских борцов за свободу.
Эн-би-си: Каким образом?
Президент Карсон: Всем сердцем и душой, как подобает свободолюбивым американцам!
Си-би-эс: А как насчет оружия?
Си-эн-эн: И военных советников?
«Нью-Йорк таймс»: И военной помощи?
Президент Карсон: Не все сразу. Разве кто-нибудь говорит, что мы вступим в перестрелку с советскими войсками?
«Хьюстон пост»: Вы сами и говорите, господин президент. Вы только что заявили, что будете всячески поддерживать украинских борцов за свободу.
Президент Карсон: Я этого не говорил!
Эн-би-си: Вы хотите сказать, что умоете руки и ничего не предпримете, если Красная Армия обрушится на Украину?
Президент Карсон: Билл, кого вы представляете – ТАСС, что ли? Повторяю, я поддерживаю украинских борцов за свободу, но уверен, что они сумеют справиться с русскими без нашего военного вмешательства.
Си-эн-эн: Странно слышать от вас такие заявления, господин президент. Неужели вы думаете, будто украинцы смогут в одиночку противостоять Красной Армии?
Президент Карсон: Горченко не осмелится направить туда войска.
«Сан-Франциско кроникл»: По какой причине?
Президент Карсон: По моим сведениям... э-э... Скажем так: по данным секретных служб... то, что нам известно, заставляет меня верить... Короче, украинским борцам есть чем ответить на русскую агрессию.
– Мама, как тебя угораздило согласиться! – говорила Франя матери вечером того же дня, когда они вдвоем пили кофе на кухне. – Неужели ты не понимала, во что это выльется?
Мать сидела, ссутулившись, и молча смотрела в чашку.
Франя сердцем понимала, что сразу после несчастья мать, ошеломленная происшедшим, не могла бросить отца в беде. Но обдуманно связать остаток своей жизни с инвалидом, с человеком, которого она
