даже самый безжалостный человек привязан к своим детям. Рэдалф был зверски жесток к Джоанне. Она не заслужила, чтобы ее заточили в этой полутемной комнате в башне и чтобы так бессмысленно и бесплодно проходили ее жизнь и молодость. Скорее ради Джоанны, а не ради себя я помогу вам, сэр Пирс. С чего мне начать?
– Не говорить Джоанне, что мы здесь.
– Не говорить? Но я должна! Подумайте, какую надежду в ней пробудит эта радостная весть! Знать, что существует на свете кто-то, пытающийся ее спасти.
– Именно поэтому вы и не должны ей ничего говорить, – отвечал Пирс. – Дайте ей хотя бы луч надежды, и она станет выглядеть счастливей и разговаривать уверенней. А перемена в настроении выдаст ее. И нас. Кого она видит каждый день?
– Меня, Лиз и Бэрда, – ответила Роэз. – Рэдалфа, когда он здесь. И конечно, своего сына. В хорошую погоду ей разрешается гулять на крепостной стене в течение часа, пока в большом зале проходит полуденная трапеза. Так что стражники, стоящие на часах, видят ее, хотя она никогда ни с кем не разговаривает.
– Она выходит из своей комнаты? – обрадовался Пирс.
– Когда большинство обитателей замка находятся в главном зале, – сказала Роэз, но ее последующие слова разбили надежду Пирса на возможно легкое и скорое освобождение Джоанны. – Нас в Бэннингфорде редко посещают гости, но когда это происходит, Рэдалф запрещает Джоанне покидать свою комнату. Да я и не думаю, что цепной пес Бэрд позволит ей выходить, пока вы здесь.
– Значит, нам надо искать другой путь, чтобы Элан смог добраться до нее.
– Только не по лестнице, – предупредила Роэз.
– Знаю. Мы видели стражника, охраняющего вход к ней. Конечно, его можно убрать, но он скорее всего поднимет тревогу. Тогда на нас накинется вся стража замка, а Джоанна так и останется в заточении.
– Ее дверь закрыта на замок и тяжелый деревянный засов, – сообщила Роэз. – Был бы сэр Элан птицей, он мог бы влететь к своей любви в окно. Оно достаточно широкое, чтобы в него мог пролезть человек. Сэр Пирс, теперь я должна вас покинуть. Я слишком долго отсутствовала, а если коварная Лиз заподозрит что- то неладное, она тут же доложит Бэрду. Я могу справиться с подозрениями Лиз, но Бэрда – это дикое животное – я боюсь.
Пирса вдруг озарило, что Роэз так же нуждается в спасении, как Джоанна, но вслух этого не сказал. Однако он сделал другое, нечто совершенно непростительное, и вовсе не только для того, чтобы побудить Роэз помочь им с Эланом. Он взял ее лицо в ладони и, склонив голову, снова поцеловал. Очень нежно и осторожно… Это был долгий томительный поцелуй.
– Тогда идите, – прошептал он. – Я не хочу навлекать на вас гнев приспешников Рэдалфа. Мы еще поговорим, Роэз.
– Я сделаю все, что только смогу, – сказала она, и глаза ее светились мягким светом. Затем она исчезла вместе с ворвавшейся струей холодного ночного воздуха, а Пирс стоял и смотрел ей вслед.
– Это твоя вина, Йоланда, – прошептал он. – Ты научила меня откликаться на зов доброго и любящего сердца. Но я почему-то уверен: ты не укоряла бы меня за то, что я поцеловал Роэз, стараясь уберечь от гнева Рэдалфа… и за второй раз, когда мне захотелось снова ощутить ее нежные губы…
Выкупавшись и нарядившись к вечерней трапезе, Самира послала свою служанку Нену на кухню послушать и вызнать все возможное, притворяясь, что не понимает ни единого сказанного слова. Когда Нена ушла, Самира зазвала в комнату Элана.
– Я тут кое-что придумала, – объявила она.
– Я заметил, что ты увлечена авантюрными планами, – шутливо обронил Элан, – в этом похожа на своего изобретательного отца. Что на этот раз осенило тебя, моя девочка?
– Мне не хочется, чтобы вы меня называли девочкой. – Но Самиру слишком занимала новая идея, чтобы сердиться по пустякам. – Дядя Элан, я все старалась понять, почему барон Рэдалф так долго держит свою дочь в заточении.
– И к какому выводу ты пришла? – Сначала Элана забавляла серьезность Самиры, но, послушав ее, он перестал снисходительно улыбаться.
– Приходило ли вам когда-нибудь в голову, что потрясение от смерти мужа привело к тому, что Джоанна навсегда повредилась в уме? – спросила Самира. – Возможно, Рэдалфу пришлось запереть ее, чтобы защитить от себя самой. Может быть, он ее держит взаперти, боясь, что она сделает какой-нибудь безумный поступок?
– Тебя с детства окружала любовь, Самира. Ты никогда не встречала человека вроде Рэдалфа. Какова бы ни была причина того, что он заточил Джоанну в ее комнате, я уверен в одном: это не из любви к дочери.
– И все-таки… – Самира замолчала, так как в комнату вошел Пирс. Она ласково улыбнулась ему и, подождав, пока он закроет за собой дверь, продолжала: – Дядя Элан, вы не знаете, с чем столкнетесь, когда наконец попадете в покои Джоанны. Вам следует приготовиться к неожиданностям, – например, встретитесь с женщиной, которая вас не узнает даже после того, как вы объяснитесь. Или с женщиной, которая не только не узнает вас, а начнет звать на помощь и кричать, что вы убийца; может даже оказаться, что она привязана к кровати, чтобы не поранила себя. Вам следует подумать о печальной вероятности того, что Джоанна сошла с ума.
– Хотя должен признаться, что предположение Самиры не такое уж фантастическое, – обратился Пирс к Элану, – могу сообщить тебе, что у Роэз есть более приятное объяснение… Хотя называть это объяснение «приятным» вряд ли возможно.
– Буду очень рад услышать мнение Роэз, – отозвался Элан, – потому что предположения Самиры представляются мне весьма тревожными. Что же говорит об этом Роэз?
– Она думает, что Джоанна знает тайну, которую Рэдалф тщательно скрывает.
Элан только присвистнул в ответ на такое утверждение. Обдумав слова Пирса, он сказал:
– Если Роэз права, это означает, что Рэдалф замешан в смерти Криспина. Знаю, что Эмброуз всегда
