Да, необычно выглядела эта пахота: не вились грачиные стаи над свежими бороздами, не разбегались врассыпную вывернутые из своих норок полевки, не оплетал подмаренник стертые до блеска лемеха… И все-таки это была пахота, и не только пахота, но и сев, а строители Землеграда верили, что наступит и пора жатвы.
А через полчаса землеградцы проводили вертолет, который отправился на поиски астроплана № 2.
… Вечером разыгралась первая буря. Облака потемнели, снизились над океаном, и он тоже потемнел, насупился, грозно поднялись волны, пытаясь достать и смыть тучи, но, убедившись, что достать их невозможно, нестройными рядами бросились на берег, как будто хотели во что бы то ни стало затопить его… Захлебнулась первая атака, и ненадолго притихло. Низкие волны, заискивая, мягко шлепались об утесы, ластились к песчаным пляжам. А потом новый порыв ветра пронесся над океаном, и — словно мурашки по спине — темная рябь прошла по волнам.
— Держись теперь, — сказал Батыгин. — Сейчас такое начнется! — И посмотрел в ту сторону, где скрылся вертолет.
— Может быть, они уже миновали полосу бури, — Виктор тоже с тревогой глядел в ту сторону.
— Все может быть, — ответил Батыгин. — Все может быть. В этом-то и беда…
Последних слов Виктор не расслышал. Между низкими тучами жарко вспыхнула оранжево-золотистая молния, и до Виктора сначала донеслось шипение облаков, напоминающее звук рвущейся ткани, а затем небо раскололось со страшным грохотом, и почва под ногами вздрогнула. Виктор пригнулся, будто ожидая, что на голову ему сейчас обрушится небесный свод, и едва поборол желание броситься в ближайший дом и укрыться от грозы. Он взглянул на Батыгина. Тот стоял все так же неподвижно, смотрел вдаль, и Виктору вдруг показалось, что это не живой Батыгин, а отлитый из бронзы, которого никакие бури не смогут опрокинуть. Огромные океанские валы, рушившиеся на берег, распластывались у его ног и лизали сапоги.
— Пойдемте, Николай Федорович, — позвал Виктор.
— Да, пойдем, — согласился тот.
Но в это время Батыгин увидел Мишукина с помощниками — они бежали к поселку.
— Подождем наших, — сказал Батыгин.
Снова зашипели над головой облака, а дальше все произошло, как в немом замедленном кино: одновременно ударил гром, и чья-то невидимая рука подняла над землею Мишукина с товарищами и разбросала в разные стороны.
— Молния! — крикнул Батыгин, но Виктор только заметил, как открылся и закрылся его рот.
Батыгин побежал к упавшим, и Виктор бросился следом за ним. Двое из них встали, а трое, в том числе Мишукин и Безликов, продолжали лежать. Когда Батыгин и Виктор подбежали к ним, один из вставших снова сел, вид у него был испуганный, недоумевающий.
— Встать! — приказал Батыгин. — Быстро к дому!
Виктор и Батыгин не без труда подняли с земли тяжелое, беспомощно обмякшее тело силача Мишукина. Они не сделали и трех шагов, как сплошной стеной хлынул ливень — что там земные тропические ливни! — и все моментально вымокли.
Когда герметические двери домика закрылись за внесенными в помещение трактористами, буря как будто немножко отодвинулась от Землеграда — стало тише, только дождь хлестал в окна.
— Искусственное дыхание, — приказал Батыгин. — Всем троим. Немедленно.
Все, кто был в домике, бросились исполнять распоряжение.
— Что слышно о Травине?
— Связи с ним нет, — ответил Костик; он один не принимал участия в общей суматохе и продолжал настойчиво посылать позывные в эфир.
Через сорок минут у богатыря Безликова восстановилось дыхание, но двое других еще не подавали признаков жизни.
У Костика по-прежнему не налаживалась связь с вертолетом. Батыгин ходил по комнате большими тяжелыми шагами. Виктор видел, что он плохо себя чувствует, но крепится: он побледнел и, когда думал, что никто не смотрит на него, прикладывал широкую ладонь к сердцу.
— Вы легли бы, Николай Федорович…
Но Батыгин только отмахнулся.
Первое, что увидел Безликов, когда сознание вернулось к нему, были ноги — большие ноги в больших ботинках, прочно упиравшиеся в пол. «Почему? — спросил себя «философ». — Почему здесь ноги? Что им нужно?» Силы еще не вернулись к Безликову, он устало прикрыл глаза, и вопросы остались без ответа. Потом Безликов почувствовал, что кто-то бережно приподнял его голову и подложил подушку. «Почему? — снова спросил он себя. — Почему я лежу?» На этот вопрос он постарался ответить, и в его замутненном сознании воскресла самая яркая картина минувшего дня: трактор, люди и он, Безликов, произносит волнующую речь… Долго больше ничего не удавалось ему вспомнить, но вдруг он увидел совсем рядом, прямо перед собой сосредоточенное лицо тракториста Мишукина. «Славный парень! — чуть приметно улыбнулся Безликов. — Сеятель! Так сказать закон отрицания отрицания — из зерна растения, из растения — зерна…»
— Вы легли бы, — сказал кто-то совсем рядом, и Безликов удивился — он же и так лежит! — Николай Федорович, легли бы, — продолжал голос.
— Лягу. Когда нужно будет — лягу, — вот это голос Батыгина.
И вдруг Безликов вспомнил все-все: трактор, пахоту, светлую землю, льющуюся через лемех, внезапную бурю, ослепительную вспышку, тупой удар… Он приподнялся на локтях и оглянулся. Батыгин стоял, склонившись над Мишукиным. У второго пострадавшего уже порозовели щеки и начал прощупываться пульс, а Мишукин все лежал, безжизненно откинув светло-русую голову. Батыгин взял его за руку — безвольную, посиневшую. Не верилось, что еще недавно отрывала она от помоста колоссального веса штангу, а всего несколько часов назад этой руке подчинялся, трактор, проложивший первую борозду на Венере…
— Неужели умер? — с отчаянием спросил кто-то, стоявший рядом с Мишукиным на коленях.
— Продолжайте искусственное дыхание! — нахмурился Батыгин.
«Умер!» — слово это резануло Безликова.
— Как? Мишукин?! — крикнул он, но никто не оглянулся. — Мишукин?! — еще громче закричал он, и только тогда его услышали.
— Что вы говорите? — спросил Батыгин, наклоняясь к нему. — Плохо вам? Крепитесь, дорогой, крепитесь…
Виктор помог Безликову подняться и уложил его на койку.
«Умер, умер, — эта мысль пульсировала в мозгу «философа» и острой болью отзывалась в сердце. — А может быть, жив?»
Но Мишукин умер — специалист по электронике и агрономии, штангист-рекордсмен… И когда это стало очевидным, когда минул второй, четвертый, шестой час, а никаких признаков жизни не появлялось, — Батыгин не выдержал и лег на койку. Виктор дал ему лекарство.
— Что слышно о Травине? — спросил Батыгин.
— Связи по-прежнему нет…
А буря продолжалась с новой силой, и легкие домики Землеграда вздрагивали под напором ветра.
— Дерюгин первый, — сказал Батыгин, и Денни Уилкинс вздрогнул при этих словах. — Лютовников — второй. Теперь — Мишукин. Неужели еще Травин с Мачуком и Кривцовым?.. Не слишком ли дорого нам достанется преобразование Венеры?..
— Лежите спокойно, — просил Виктор. — Не волнуйтесь.
— Я и так лежу спокойно…
Сломленные усталостью, люди заснул и, устроившись где придется. Только Батыгин по-прежнему лежал с открытыми глазами и прислушивался к буре, — она порою стихала, но затем разыгрывалась с новой силой, — да Костик сидел у передатчика и неутомимо посылал позывные. Если бы в это время кто-нибудь следил за Костиком, то заметил, бы, как хохолок его медленно, но настойчиво склоняется, а потом вдруг
