то особенных достоинств. Больше сотни фунтов он бы за нее не дал.
Конечно, план имел некоторые недостатки, главным из которых было то, что Флэш не знал тех самых богатых чудиков, которые пожелали бы выложить за небольшой холст целый кейс банкнот. Понимал он и то, что Маллиган придет в ярость, когда узнает, как его провели. Впрочем, к тому времени, когда ирландец спохватится, его, Флэша, в Британии уже не будет. Отсидеться годик в тихом местечке, найти покупателя, а потом перебраться куда-нибудь на Бермуды или в Бразилию. Вдвоем им будет не скучно.
Проверив комнаты третьего этажа, он спустился на второй и продолжил поиски там.
Флэшу до сих пор с трудом верилось, что судьба послала ему такую красотку. Впервые в бар «Грязные пальцы» ее привел Марвин, и до некоторого времени она держалась настороженно и надменно, не признавая его за человека, достойного ее внимания. Все изменилось, когда он предложил ей провернуть все дело вдвоем. Она согласилась, пусть и не сразу.
– Сколько тебе пообещал Маллиган? – спросил Флэш.
– Пять процентов.
– Я дам тридцать.
Она рассмеялась и покачала головой.
– Можешь обещать девяносто и луну в придачу. Ты не пойдешь против Шона.
– Ошибаешься. Я не собираюсь всю жизнь собирать крошки с чужого стола. Поодиночке мы ничего не сделаем, но вместе у нас может получиться. Ты начертишь план дома, а возьму картину я сам.
– Как у тебя все просто.
– Украсть картину не труднее, чем столовое серебро. Тем более что – если я правильно понимаю – о ее существовании никто больше и не догадывается.
– Никто, – подтвердила она. – Но не забывай, что одно дело украсть, и совсем другое – продать. Ты найдешь покупателя? Сможешь договориться? Организовать экспертизу?
– Этим займешься ты, а я обеспечу прикрытие.
Она долго смотрела на него, потом кивнула.
– Ладно, согласна. Но только пятьдесят на пятьдесят.
На том они и порешили.
Флэш заканчивал осмотр второго этажа, и чем меньше оставалось комнат, тем сильнее его охватывало отчаяние. Что делать, если картины нет? Может, ее прячут в тайнике. Может, в банковском сейфе. Может, Марвин ошибся и никакой второй «Снежной бури» в природе не существует. И что будет, если Маллиган узнает о его предательстве? Вопрос был чисто риторический – чертов ирландец разделывался с изменниками безжалостно и быстро, и тот, кто просто умирал от удара ножом в темном переулке, мог считать себя счастливчиком.
Еще одна комната. Еще… Он без проблем вскрывал замки, тратя на каждый не более двух-трех минут. Ящик за ящиком проверял комоды, шкафы, заглядывал на антресоли, залезал под кровати. Ничего.
Флэш посмотрел на часы – почти полдень. Задерживаться в доме не хотелось, каждая лишняя минута повышала риск, но и уйти, не проверив все, он не мог.
– Ты сегодня прямо-таки сияешь от счастья, – заметил Перри Берсфорд, когда они, выйдя из хранилища, повернули к кафе. – Выиграла в лотерею?
– Не знаю. Может быть. – Шеннон действительно чувствовала себя легко и свободно. Впервые за последние годы она как будто вышла из тени на свет, сбросив гнетущее бремя вины.
– Что ж, поздравляю. А вообще-то тебе нужен отпуск. Много солнца и воды, теплый песочек, мужское внимание…
– Перестань, Перри. Куда это тебя сегодня понесло?
Он не ответил, а пройдя немного, резко сменил тему:
– Помнишь, я спрашивал тебя о Кэвендише?
– Помню. Кстати, того Кэвендиша, портрет которого висит в особняке, звали Уильям. И он служил в британской армии в годы первой мировой войны.
– Откуда такие сведения? – удивился Перри.
– Из заслуживающего доверия источника. Миссис Кэвендиш, уезжая, поручила одному молодому человеку разобрать документы предка. А ты все еще веришь, что вторая картина Тернера действительно существует?
Он пожал плечами.
– Даже не знаю. Прямых подтверждений я пока не нашел, но кое-какие косвенные указания есть. Так, один знакомый Тернера писал, что художник был не очень доволен первым вариантом «Снежной бури» и будто бы заявлял о намерении написать второй.
– Ты с кем-нибудь консультировался?
– Да, у меня есть знакомый эксперт, Марвин Фейнсток. Ни о чем подобном в отношении Тернера он не слышал, но говорит, что вообще-то некоторые художники частенько делали по несколько вариантов одной и той же картины. Взять, к примеру, того же Моне…
Через пять минут они уже сидели за привычным столиком в углу. Пока Перри, кляня примитивность английских кулинаров, пытался сформулировать заказ, Шеннон расстегнула сумочку и достала носовой платок. Вытаскивая его, она заметила листок-сетку и вспомнила данное Гордону обещание.
– Посмотри-ка сюда. Тебе это что-нибудь напоминает?
Он прищурился, разглядывая листок.
– Кое-что.
– И что же?
– Где ты его взяла? – Перри повертел листок в пальцах, перевернул, посмотрел на свет. – Из того же самого архива старика Кэвендиша?
– Ты на редкость проницателен. Так что это?
– Такими трафаретами пользовались для тайной переписки. Сетка накладывалась на лист, и текст записывался в окошечках. Оставшиеся промежутки заполнялись любыми буквами. Получатель шифрованного послания накладывал точно такую же сетку на лист и читал то, что попадало в прорези. Весьма хитроумное приспособление для своего времени.
Шеннон забрала у него листок и спрятала в сумку.
– Знать бы еще, где оно, то самое зашифрованное послание. – Перри вздохнул.
– На листке стоит имя Джини. Может быть, стоит поискать девушку? Уильям Кэвендиш умер в тридцать пятом году. Вряд ли Джини, даже если послание было адресовано ей, еще жива. Разве что… – Она остановилась на полуслове.
– Что?
– Так, одно предположение.
– Надеюсь, ты расскажешь мне, если что-то узнаешь. На остров сокровищ мы могли бы отправиться вместе.
– Обещаю.
Высокая молодая женщина в джинсах, замшевых ботинках и оранжевой кожаной куртке пробивалась через толпу, запрудившую тротуар на лондонской Бромптон-роуд. За собой она катила черный нейлоновый чемодан на колесиках.
Дожди, прошедшие утром, как сообщало радио, над Шотландией и Белфастом, еще не достигли юга, и предвечернее небо было чистым и бурливым: розовым и оранжевым на западе, над Ноттинг-Хиллом и Кенсингтоном, голубым и черным над Сити. Воздух дышал теплом и сыростью. Женщина быстро прошла мимо сияющих витрин «Хэрродза» и остановилась с кучкой других пешеходов на переходе.
Свет сменился. Она перешла через улочку, разрезав орду шумных японских туристов, стремящихся к «Хэрродзу», и оказалась у входа на станцию метро «Кенсингтон». Здесь женщина остановилась перед ступеньками к билетным кассам, посмотрела вниз и, словно отбросив сомнения, сделала шаг вперед. Чемодан скатился с первой ступеньки, качнулся и с глухим, тяжелым стуком завалился набок.
Она протащила его за собой еще на две ступеньки, когда к ней подошел молодой человек с жидкими блондинистыми волосами.
– Вы не против, если я вам помогу? – кокетливо предложил он. Акцент выдавал в нем уроженца Скандинавии или Средней Европы: немца, голландца или, может быть, датчанина.
