В длинной ванне, стоящей на когтистых лапах, Пьер намылил ей спину и груди. Он помыл ей каждый пальчик на ногах и руках. Перевернув Тони, Пьер сделал ей массаж спины и ягодиц.
Тони трепетала от удовольствия.
Пьер погладил ей бедра изнутри, и она застонала. Забыты были и Дом, и Грум, и офис, и Нью-Йорк, она ощущала только грубую, мозолистую руку Пьера, которая нежно ласкала ее.
Пьер помог ей выбраться из ванны; Тони была мокрой, с нее стекала вода. Она раздела его. На широкой кровати она села на него, и они снова начали древний ритмичный, завораживающий танец.
— Ну вот тебе и удалось немного снять с себя напряжение, — заметил Пьер, когда, обессиленные и довольные, они могли лишь лежать, обвив друг друга руками. — Ты была вся напряжена, как кошка, когда пришла сюда. Что случилось?
— Наверное, из-за работы. Эта грязная кампания заставляет Джастина Грума вести себя очень странно. Я никогда не видела, чтобы он был так холоден и так много оправдывался. Он хочет, чтобы мы начали собственную кампанию по очернению Тима Маршалла. Беда в том, что мы не можем найти ничего против него. Его преимущество в том, что он очень молод. Честно говоря, чем больше я о нем узнаю, тем больше он мне нравится. Мне кажется, что я бы даже проголосовала за него.
— Ну так брось свою нынешнюю работу и вместо этого иди работай на Маршалла.
Тони рассмеялась.
— Это не так просто. Грум по-прежнему остается нашим самым крупным клиентом. Он меня вмиг раздавит, если решит, что я нелояльна.
— Это плохо, — сказал Пьер. — Никогда нельзя так подчинять себя мужчине. Я ему не верю.
— О, Джастин — не тот человек, которому можно верить! Это просто человек, которого можно использовать, и наоборот. Таковыми были и останутся наши взаимоотношения.
— Я бы послал его в черту.
— И я бы с удовольствием.
— А то, что о нем пишут в газетах, — медленно спросил Пьер, — это правда?
Тони молчала.
— Это правда? — настаивал Пьер.
— Не знаю.
— Тони, посмотри на меня. — Он оперся на локоть, глядя на нее сверху. — Девушка, которую убили, была твоя сестра. Неужели вы никогда не говорили о ней?
Она покачала головой.
— Почему?
— Я не в состоянии, — прошептала Тони, вновь закрывая глаза от прилившей неожиданной, отчаянной волны слез.
Пьер крепко прижал ее к себе. Спустя некоторое время он сказал:
— А если бы я попросил тебя отправиться со мной в плавание по Карибскому морю, ты бы послала этого Грума к чертям собачьим?
— Возможно, — удалось выговорить Тони.
Они пролежали в постели весь следующий день. На улице по-прежнему шел дождь, но когда им хотелось есть, они заказывали еду на дом. Главным образом они занимались любовью и смотрели кино по «видику» Пьера. Тони даже не прослушала сообщения на своем автоответчике. Она решила, что может побыть по-настоящему счастливой еще один день.
Похороны Сьюзан Уитфилд были недолгими. Джонни прилетел из Бразилии — изнуренный, с красными кругами вокруг глаз. Казалось, его не удивило то, что Ларк и Дом были вместе.
Сначала Ларк не хотела оставаться на похороны. Дом не мог понять почему.
— Мы все это время были вместе, — сказал он с обиженным и возмущенным видом. — Давай же будем вместе до конца.
Ларк не хотела говорить ему, что боится вновь увидеть Джастина Грума. Она не желала вызывать у Джастина ни малейших подозрений относительно того, кто она такая на самом деле, а ее участие в похоронах Сьюзан наверняка показалось бы ему подозрительным.
— Кто придет на похороны? — уклончиво поинтересовалась она.
— Большинство жителей деревни. Думаю, мама пользовалась здесь всеобщей любовью. Не думаю, что приедет много людей из Нью-Йорка. Во всяком случае Тони не будет, если тебя это беспокоит. Марианна, которая работает в «Уитфилд коммьюникейшнз», будет представлять фирму.
— А больше из Нью-Йорка никто не приедет?
Внезапно Дом догадался.
— О, так ты интересуешься, будет ли Джастин Грум? Нет, его мы не приглашали. — Впервые за несколько дней лицо его осветилось улыбкой. — А мне-то казалось, что ты мечтаешь встретиться с ним, просто чтобы узнать, какой он на самом деле.
— Мне кажется, я уже знаю, какой он на самом деле.
Тем не менее Ларк сказала, что остается.
Сьюзан хоронили на кладбище в Норткилле. Поминки состоялись в доме приходского священника, потому что Дому и Джонни не хотелось устраивать их на ферме. Если бы Ларк не была так потрясена смертью Сьюзан, поминки могли бы доставить ей чуть ли не удовольствие. Она с серьезным видом пожимала руки своим старым друзьям, Билли и Мэри, был там даже Грэм, обнимавший за талию девушку, которую Ларк не знала и которая держала на руках маленького ребенка.
— Что будем делать с фермой? — спросил Дом, когда позднее тем же вечером они трое — Дом, Джонни и Ларк — наконец остались одни на теплой кухне.
— Думаю, продадим, — с надеждой произнес Джонни.
— Мне кажется, нам не следует этого делать, — смущенно сказал Дом.
— Почему?
Дом посмотрел на Ларк.
— У меня по-прежнему такой ощущение, что этот дом принадлежит Пенни, — медленно пояснил он. — Мне тяжело при мысли о том, что, вернувшись, она узнает не только о конце Сьюзан, но и фермы.
Не споря, Джонни налил себе еще рюмку бурбона. Ларк подошла к Дому и обвила руками его шею.
— Мне кажется, что я не встречала человека лучше тебя, — сказала она ему на ухо.
Дом улыбнулся ей.
Однако Ларк не могла избавиться от чувства вины за то, что она косвенно послужила причиной еще одного сердечного приступа Сьюзан. Никакие слова Дома не могли приободрить ее.
В самолете по пути обратно в Лос-Анджелес Дом захлопнул «Нью-Йорк таймс», лежавший на коленях у Ларк и сказал:
— Ну вот что, мисс Печаль, давай-ка раздавим вот это. — И он показал ей на рекламу одного из ее любимейших калифорнийских каберне, «Велла Оукс» из подвалов Хайтца. Стюард открыл бутылку.
— Мне кажется невероятным, что за столь короткое время ты так полюбила мою мать, — начал разговор Дом, когда они потягивали вино. — Создается впечатление, что ее смерть ты переживаешь больше, чем я.
— Мне нельзя было так долго разговаривать с ней.
— Перестань терзаться. — Дом переживал за Ларк и решил отвлечь ее от черных мыслей. — Знаешь, ты не слишком откровенна со мною.
— В каком смысле?
— В смысле твоего прошлого.
Ларк застыла.
— Нет никаких следов твоего пребывания в школе кинематографии Нью-Йоркского университета. Там о тебе никто не слышал. Извини, но я не могу поверить, что тебя можно когда-нибудь забыть.
— А что заставило тебя сунуться туда? — спросила она наконец.
— Это было давно, когда мы только познакомились. Меня терзало любопытство, а не
