— Откуда же там быть захватывающей интриге? — подзадорила его Пенни. — Вы же знаете, что лес будут продолжать рубить, пока там ничего не останется.
— Ты фаталистка? А я оптимист и надеюсь, что мой фильм изменит отношение людей к этой проблеме.
— Желаю удачи. — Он был настолько переполнен энтузиазмом, что она не могла удержаться и не поддразнить его. — Но лично я думаю, что фильмы не в состоянии повлиять на отношение людей к чему- либо. Фильмы существуют для развлечения.
Джонни вскинул темную бровь.
— Я мог бы спорить с тобой целый день. Очень жаль, но мне надо выпить еще кофе.
Сьюзан была права: Джонни очарователен. Казалось, только Дом оставался равнодушен к этому очарованию. Напряженность между братьями проявилась почти сразу же, как только приехал Дом. Когда все они стояли вокруг жаровни и Дом искусно жарил гамбургеры и сосиски, Джонни с возмущением рассказывал о своей самой последней и безрезультатной встрече с продюсером.
Дом холодно прервал его:
— У тебя еще не закончен сценарий, и звезд никаких нет, кроме Жаннет. Зачем кому-то рисковать, поддерживая тебя?
— Сценарий у меня прекрасно разработан, и многих звезд он заинтересовал. Кроме того, кто-то должен меня поддержать, потому что этот фильм просто чертовски важен! Из-за этих насильников меняется само лицо земли!
— Не рассказывай мне, что судьба нашей планеты беспокоит тебя больше, чем твоя собственная, — саркастически заметил Дом.
— Хотел бы я посмотреть, сможет ли твоя телекомпания научить людей хоть чему-нибудь, — сказал Джонни, грызя только что сорванный кукурузный початок.
— Конечно, нет, — согласился Дом. — Я в ней работаю только из-за денег, а не ради всемирного блага.
Вспыхнув, Тони бросилась на защиту Дома.
— Ты же знаешь, что он поддерживает защитников окружающей среды, а его компания передает гораздо больше бесплатных объявлений, чем этого требует закон!
Эмми положила ладонь на руку Джонни, успокаивая его.
— Каждый делает то, что может и как может. Нельзя устраивать драку, чтобы доказывать, чья дорога лучше.
Спор закончился ничем. Пенни была в восторге. Это был самый лучший из всех ее дней рождения. С отцом они почти не разговаривали, еще меньше спорили.
Пенни нравилось видеть Дома таким злым. Но она заметила, что Сьюзан огорчена. Пенни подошла и положила руку ей на плечо.
— Спасибо вам за все, — сказала она тихо. — Мне очень хорошо.
Сьюзан пожала ее руку. Пенни нагнулась и поцеловала ее в голову. Сьюзан перестала подкрашивать волосы, что она обычно делала, и в ее каштановых прядях начала пробиваться седина. Так Пенни нравилось больше: это напоминало ей осеннее утро, когда иней лежит на опавших бурых листьях. Когда Пенни подняла глаза, то увидела, что Дом смотрит на нее с выражением такой нежности, что она вздрогнула. Но отвести взгляд Пенни не смогла.
Невольно пальцы ее потянулись к золотой цепочке, которую он подарил ей на день рождения. Дом чуть улыбнулся и опять повернулся к жаровне.
Пенни оставалась рядом с Сьюзан; у нее немного кружилась голова. Ей не хотелось влюбляться в Дома. Любить кого-то было ужасно, потому что человек, которого любишь, в конце концов всегда оставляет тебя.
ГЛАВА 9
На горизонте зловеще пророкотал и затих гром. Дождя не было, но в Нью-Йорке воздух был густым и влажным.
— Джонни, а ты не думаешь, что тебе надо попробовать поступить на службу? — спросила Эмми.
— Нет. А зачем?
— Я знаю, ты хочешь раздобыть денег и снять «Пылающий лес», но пока что-то никто не клюет на это. Моих доходов недостаточно, чтобы обеспечить нам жизнь, к которой ты привык. Их не хватает даже на то, чтобы оплатить налоги за твой дом.
Они были в Нью-Йорке: Эмми все еще собирала материал для своей статьи о бездомных, а Джонни все еще пытался заинтересовать возможных спонсоров своим «Пылающим лесом».
Кондиционер в их гостиничном номере вышел из строя. Игнорируя Эмми, Джонни подошел к раскрытому окну и стал смотреть вниз на сновавших по улице горожан. Как комковатый кисель, они вытекали из конторских зданий и вливались в метро. Как же они дошли до жизни такой? Почему не попытались убежать от своей работы, прежде чем стали автоматами? Или под затвердевшими панцирями, которые они являют миру, таится мучительное честолюбие? Не вздыхают ли они раздраженно в конце каждого дня, потому что знают, что они ни на шаг не приблизились к той мечте, которая у них, наверное, когда-то была? Не корчатся ли они в своем неверии, в то время как проходящие дни безжалостно приближают их к смерти и небытию? Думают ли они об этом?
Эмми хочет, чтобы он поступил на службу.
Джонни наблюдал, как на углу улицы группка бездомных пьет что-то из бумажного пакета. От этого он тоже почувствовал жажду.
— Как продвигается твоя статья? — спросил он.
— Хорошо.
Ему вдруг пришло в голову, что Эмми редко говорит о своей работе. Или это он редко ее слушает?
Джонни продолжал следить за бродягами на улице. Лучше он станет бродягой, чем пойдет искать работу. Если ты бродяга, то суровость начала и завершения каждого дня — и ночи — смазывается и становится расплывчатой. И твоя жизнь становится совсем как катушка спиннинга, которая, наматывая леску, неумолимо тянет тебя к твоей гибели.
Эмми лежала на животе на широкой кровати и писала. Она была обнажена. На ее гибкой спине слабо проступали веснушки. Джонни лег рядом. Но было слишком жарко, чтобы касаться друг друга, даже чтобы взяться за руки.
— Я не могу поступить на службу сейчас, — сказал он. — Ведь все может получиться не сегодня- завтра.
— А ты не можешь найти себе место, пока что-нибудь не прояснится?
— Нет.
Он видел, что она раздосадована, но все же не уверена в том, прав он или нет, а вдруг «не сегодня- завтра» найдутся деньги на съемки фильма.
Джонни обнял ее.
— Я люблю тебя.
— Слишком жарко, — сказала она, откладывая ручку.
Он поцеловал ее в шею.
— Мне нравится, когда ты потеешь.
Эмми сопротивлялась, потом отвела влажный завиток с его лба. Где бы ни встречалась их плоть, всегда выступал пот.
— Дорогой… — Потом она сказала: — Подождем еще немного. Что-нибудь да получится.
— Хорошо, — сказал Джонни.
Потом жара опять развела их тела, они лежали, а влажный воздух тяжело оседал между ними.
