Он улыбнулся ее сдержанности.
— Я никогда не говорил тебе, что очень сожалею о том, что сказал в тот первый вечер, когда приехала моя мать.
Лицо Пенни стало пунцовым.
— Я действительно не имел ничего такого в виду. Я просто тревожился за мать. Она была очень больна.
— Я знаю.
Они мчались вдоль хребта Таконик.
— Тебе, должно быть, ужасно не хватает отца, — сказал наконец Дом.
— Я не хочу об этом говорить. — Она смотрела прямо перед собой.
— Хорошо. Но я хочу, чтобы ты знала, что я здесь ради тебя. Если тебе понадобится что-нибудь или просто захочется поговорить, дай мне знать.
Наконец они добрались до фермы. Все еще смущенная, Пенни выскочила из машины и побежала наверх в свою комнату. Дом не так быстро вышел из автомобиля.
Но слова Дома никак не выходили у Пенни из головы. «Я здесь ради тебя». Никто еще не говорил ей ничего подобного. Она была тронута. После того как уик-энд закончился и Дом уехал, Пенни еще сильнее старалась быть как можно полезней Сьюзан.
Еще одним частым гостем фермы был конгрессмен Джастин Грум; высокий, широкоплечий, он громко и заразительно смеялся. Уже много лет он был конгрессменом, но дважды проиграл выборы в Сенат. Его отец, дед, два дяди — все занимались политикой, и Грум продолжал семейную традицию.
Когда Грум начинал серьезное дело, такое, как борьба за избрание в Сенат, в дополнение к своему аппарату он нанимал консультантов компании «Уитфилд коммьюникейшнз». Он был одним из самых знаменитых клиентов фирмы. Тони часто приезжала с Джастином Грумом на Догвудскую ферму, чтобы обговорить со Сьюзан стратегию ведения избирательной кампании.
Джастин Грум пленял Пенни своим рокочущим голосом, заразительным смехом, очаровательными манерами. Он обращался с ней, как с леди. Когда он приносил цветы для Сьюзан, то никогда не забывал прихватить букет и для Пенни. Если он приглашал Сьюзан пообедать в пользующейся известностью маленькой таверне, приглашение касалось и Пенни. Глаза его были светло-голубыми и жесткими, но когда он обращал их на Пенни, в них светился интерес. Ей льстило, что знаменитый политический деятель обращает на нее внимание, хотя на самом деле он не очень-то искал ее общества.
— Какой он? — с любопытством спросила Мэри.
— Странный, — ответила Пенни. — Странный и богатый. Он всегда покупает мне подарки.
— Почему?
— Говорит, что пытается как-то компенсировать мне потерю отца. Думаю, он сам себя видит чем-то вроде отца.
— Он собирается жениться на Сьюзан?
— Не знаю. Они знакомы много лет. Могли бы уже с этим что-то решить, не так ли? — Пенни не могла выразить словами их отношения. Она знала, что Сьюзан направляла политическую карьеру Грума чуть ли не с самого начала тридцать пять лет назад. Но, казалось, она относилась к нему довольно сдержанно, несмотря на долгую дружбу. — На самом деле он теплее относится ко мне, чем к ней.
— Я был бы с ним поосторожней, — предостерег Грэм. — Политики никогда ничего не делают просто так.
— Может быть, все дело в том, что я ему нравлюсь.
— Может быть.
— Но это странно, что он покупает мне столько подарков, правда?
На самом деле не только подарки беспокоили Пенни. Еще ее тревожило, что Джастин Грум часто прикасался к ней. С тех пор как умерла мать, Пенни редко кто-либо ласкал, и она обнаружила, что ей не нравится, когда руки конгрессмена дотрагиваются до нее, даже чтобы просто потрепать по плечу. Ей не нравилось также, что он целовал ее, когда приезжал, и еще раз, когда прощался. Его толстые мокрые губы внушали ей отвращение.
Она не могла заставить себя рассказать Сьюзан, как мерзко заставляет ее чувствовать себя Джастин Грум, поскольку казалось, что он один из самых старых и дорогих друзей Сьюзан. Но в один из выходных дней она робко сказала Дому, что Джастин Грум ведет себя с ней по-хамски.
— Как так? — спросил Дом.
— Он все время лапает меня.
Дом засмеялся.
— Он просто не может ждать, пока тебе исполнится восемнадцать.
— А что случится, когда мне будет восемнадцать?
— Ты проголосуешь за него, что же еще. Кроме переизбрания Джастина мало что волнует.
Пенни почувствовала себя юной и очень наивной. Может быть, в городах люди обнимаются и целуются чаще, чем она привыкла.
Может быть, она попросту глупа.
По дороге в Нью-Йорк после этого посещения фермы Дом сказал Тони, что, как ему кажется, Пенни все еще не простила его за то, что он сказал матери в первый их вечер на ферме.
— Успокойся, — засмеялась Тони. — Причина в том, что она по уши влюблена в тебя. Она знает, что это безнадежно, но ей необходимо дать какой-то выход эмоциям. Вот она и выбрала гнев. Это очевидно.
— Влюблена в меня?! Да ей всего семнадцать!
— Знаешь, в скольких тридцатилетних мужчин влюблялась я, когда мне было семнадцать?
— Да она на меня и не смотрит.
— Да. Когда ты смотришь на нее. Но глянул бы ты в эти бесстыжие голубые глаза, когда отворачиваешься от нее. Я никогда не видела более влюбленной девчонки.
По каким-то причинам, непонятным и ему самому, Дом с трудом выслушал сообщение подружки о том, что Пенни «втюрилась» в него. После этого он хранил молчание по поводу Пенни.
ГЛАВА 7
Однажды днем Пенни встретилась с друзьями в канаве у шоссе. Выглядела она возбужденной.
— Посмотрите, что я нашла! — Она размахивала над головой кредитной карточкой «Мастеркард».
— Чья это карточка?
Пенни бросила карточку Грэму.
— Джастин Дуайт Грум, — прочитал он вслух. — Господи, Пенни, лучше тебе вернуть ее ему!
— Вот еще!
— Но ты же не собираешься воспользоваться ею!
— Разумеется, собираюсь. Помните, мы хотели поехать в Олбани на концерт группы «Минимум рэйдж»? Я уже позвонила и заказала четыре билета. Все организовано.
— Я не смогу поехать, — посетовала Мэри. — Мать никогда меня не отпустит.
— А ты не говори ей, куда идешь, пустая твоя голова.
Концерт должен был состояться в пятницу. Пенни объявила Сьюзан, что встречается с друзьями и вернется домой поздно.
— Возвращайся к полуночи, — мягко сказала Сьюзан. — А кто поведет машину?
— Грэм.
Сьюзан доверяла Грэму.
— Желаю хорошо провести время.
Пока Грэм вел машину, Пенни, Билли и Мэри пили пиво и курили сигарету с марихуаной. Когда они
