переступил границы своих полномочий.
— Известно ли тебе, Ктор, — глубоким спокойным голосом начал Император после внушительной паузы, — что твоя заминка могла нарушить мои планы и, стало быть, граничит с изменой Анданору?
— Да, Император, — откликнулся жрец, успевший уже пасть перед повелителем на колени и сконцентрировавший взгляд, как подобает в подобных случаях, на носке левого императорского сапожка, шитого из черной кожи, с россыпями бриллиантов, мелких и крупных, символизирующих звездное небо.
— Следовательно, я готов рассмотреть твои извинения, — подбодрил божественный Ктора голосом, не предвещавшим добра.
— Мне нет оправданий, — заученно, без малейшей паузы откликнулся жрец. — Простите меня, благодатнейший, недостойного. Моя голова всегда в вашей ладони, ваш меч всегда у моей шеи.
Император имел полное право убить Ктора за такое своеволие, но оба знали — если он умрет, то Анданору не избежать гражданской войны. Жрецы любят Ктора. А народ не будет знать, за кем ему идти. В истории Анданора было три гражданских войны, произошедших вследствие умерщвления Императором Верховного жреца. Две из них кончились победой Императора; в результате третьей каста жрецов ликвидировала старого Императора и посадила на престол своего ставленника из императорской фамилии. Ктор справедливо предполагал, что едва ли Повелитель пойдет на конфронтацию теперь, когда эпидемия ослабила и деморализовала Империю.
Тем временем Император зевнул и как ни в чем не бывало продолжил смотреть на площадку стереовизора. Из-за этой же самой эпидемии Император и не смог лично присутствовать в Зрелищном Центре. Ктор читал секретный доклад касты Анданорских Здравохранителей. Он был неутешителен.
Впрочем, у жрецов также покуда не выходило задобрить богов. Ктор обращался и к каждому из 10 высших богов, им были принесены человеческие жертвы; младшие жрецы обращались поименно к каждому из 100 великих богов, закалывая в жертву животных всех известных планет; даже каждому из 1000 служебных божеств были принесены в жертву курения священных трав и прочтены заклятия по полному чину; не помогало ничто. Ктор удовлетворенно услышал зевок и понял, что прощен. Жрец поднялся с мраморных плит тронного зала дворца и взглянул на площадку стереовизора.
Сразу же после реплики жреца, брошенной в перстень, из сцены выросли прутья, отгородившие Владимира и Лею от хищников. Маленькая, уютная, двухместная клетка. В которой Володя и Лея были теперь вдвоем.
А о том, что последует дальше, думать не то что не хотелось — не моглось. Сейчас, на сцене, под лучами прожекторов, Володя ощущал, что они с Леей теперь одни — совсем одни. Володя знал, что эти, не Императором — Богом — дарованные им секунды принадлежат только им, никому больше. Словно опять они плыли в космосе в двухместном звездолете, почти вне времени и почти вне пространства. Жаль, что скоро все-таки придется расставаться — Володя сейчас ощущал Лею так ярко, так остро, как никогда раньше. Даже минуты близости не дарили Володе такого острого единения с возлюбленной, как эти странные, запредельные какие-то мгновения, будто проводимые ими в тишине и покое в самом центре бурного циклона, в который давно уже превратилась их жизнь.
— Благодарю Тя, Господи, — тихо шепнул Володя, возведя глаза вверх, — за нашу эту встречу. Прости меня за ропот и за сомнения и дай вынести то, что нам еще вынести предстоит.
— А что, так тоже можно? — негромко спросила Лея, когда Володин взгляд вновь опустился и коснулся ее глаз.
— Что? — не понял Володя, нежно погладив свободной рукой прохладную кисть Леи, уже лежавшую в его ладони.
— Ну, молиться, — сказала девушка. — Без книжки, без заученных слов. Так тоже можно?
— Можно, — сказал Володя, и Лея залюбовалась, какая у ее мужа, оказывается, может быть красивая улыбка.
Глаза Леи вдруг брызнули слезами, текущими теперь и по смешно сжавшимся, как у плачущей девочки, щекам, и по нежным, таким близким, таким привычным, но таким новым сейчас губам, которые уже словно растворялись в вечности, на пороге которой сейчас прощались молодые люди, и Володя не поцеловал их, а лишь нежно коснулся пальцем.
— Володенька… — сдавленным шепотом сказала Лея. — Ты прости меня, пожалуйста, что я так… с тобой обошлась.
— О чем речь, — улыбнулся Володя, трогая пальцами щеку Леи. — Вот только хорошо бы нам надолго не расставаться, чтобы если уж судьба нам с тобой умереть, то поскорее и вместе.
— Давай просить Бога, — сказала вдруг Лея, — чтоб всегда вместе.
Володя с любовью смотрел в глаза Леи и чувствовал, и как много ему нужно еще сказать своей милой. Ему казалось, что они только-только встретились, что у них все еще только начинается. Но Владимир с болью в сердце понимал, что эти чудесные мгновения — сон, сказка, чудо… И что если они и будут где-нибудь вместе, то лишь в лучшем мире, куда — теперь он верил в это особенно остро — их заберет Господь.
В этот момент — Владимир хотел уже поцеловать Лею в губы на прощание, но не успел — на него навалились со спины несколько могучего телосложения анданорцев в белом, и потому Владимир, ощущавший себя ребенком в их мощных умелых руках, сумел лишь крикнуть жене:
— Я люблю тебя, милая!
— Арта ан алорэ, жди меня! — выдохнула в ответ Лея, и Владимир осознал, что его уже унесли со сцены в потайной коридор и теперь на весу, как котенка, волокли куда-то вниз, ярус за ярусом.
— Господи, сделай так, чтобы Лею не скормили теперь стинграм, Господи, помоги ей, — твердил Владимир шепотом, и слова молитвы помогали ему не думать о том, что ждет их обоих. — Господи, сделай так, чтобы хоть сегодня она осталась жить…
Император сидел на троне и думал. Что ему было делать с девчонкой? Конечно, проще и, должно быть, правильнее всего было бы скормить ее стинграм. Собственно, именно такой исход для Леи и входил в первоначальные планы Императора. Однако… Однако, если партизан мог хоть как-то повлиять на ход болезни, если он действительно имел противоядие или хотя бы нить к его обретению, то что вернее всего могло бы заставить его пойти на сотрудничество с Анданором? Император знал, как сложно подбирать ключи к сердцам дикарей. Боль, увы, не всегда оказывалась универсальным средством. В данном же случае Император уже имел ключ, самый бесхитростный, древнее боли, — это была самочка, ради которой пойманный дикарь уже практически пошел на предательство своей планеты.
Император был знатоком и ценителем охоты, особенно на гронов — исполинских лягушек, чье мясо весьма вкусно и обладает тонким наркотическим действием. Когда разъяренный грон, преследуя охотника, падает в ловчую яму, его никогда не убивают, не выяснив, какого он пола. Ибо если поймалась самка — то это триумф охотника. Тогда в пленницу выстреливают заряд, содержащий половой гормон, за считанные минуты приводящий добычу в состояние возбуждения. Обыкновенно самки гронов весьма целомудренны и лишь раз в году подпускают к себе самцов. Под воздействием же препарата приманка со свойственной гронам тяжелой грацией вальяжно располагается на дне ловчей ямы, словно на мягкой перине, и принимается протяжными, полными сладострастия даже на человеческий вкус криками призывать к себе кавалеров. И если на расстоянии дня пути обитает в своей пещере хотя бы один грон, его мощнее магнита притянет этот волнующий голос и выведет через снежные равнины и ледяные торосы прямиком к ловчей яме… А ведь гроны далеко не глупы и могли бы, кажется, сообразить, что если самка зовет их зимой, то дело может окончиться только разделочным столом на кухне. Что делать — любовь делает самцов глупыми. И не только у гронов.
Конечно, со стороны Императора было не совсем честно вовсе лишать вожделенного зрелища граждан Анданора. Но остаться без ключа перед запертой дверью сердца земного партизана, когда каждый день промедления оборачивается неминуемой гибелью сотен тех же граждан, владыка Империи себе позволить не мог. Пусть это и не приведет к росту его популярности — он не Ктор, чтобы ставить любовь подданных к собственной персоне выше жизней тех же подданных. Разумеется, в арсенале Императора был и гипноз, и неклеточное сканирование мозга, однако владыка Анданора мог перечислить и десяток иных методик, способных помочь бойцу Сопротивления, так сказать, бесследно уйти из жизни. И капсула яда, а то и бомба, имплантированная в мозг и активизирующаяся от определенной последовательности мыслей, пусть стихотворения, была даже не самым изощренным способом уйти от ответа в спасительное небытие. Нет, загонять партизана в угол было нельзя. Во всяком случае, не теперь.
Император принял решение.
— Остановить казнь, — приказал он Ктору. — Лея нужна мне живой.
Ктор еле слышно прошипел указание распорядителю торжества, на сей раз без малейшего промедления и с нескрываемой радостью в подлых своих глазенках. А Император и не сомневался, что завтра же и без того нездоровую Империю зазнобит пересудами о лживости и нерешительности Императора, отменившего им же самим назначенную и такую долгожданную и красивую казнь. И капища богов Анданора с верными Ктору жрецами, как всегда, будут эпицентрами слухов и кривотолков. Император с тоской подумал, что воздух слишком уж наэлектризован, чтобы избежать сокрушительной снежной бури. Но только бы не сейчас, о боги, только бы не сейчас…
Глава 35
ЗЕЛЕНОЕ ПЯТНО ГНЕВА
Володя сразу понял, пред кем его бросили, лицом в мраморный пол, накачанные штурмовики. Этот человек привык
