4
Дороти пробудилась от беспокойного сна. За окнами еще было темно. Она глубоко вдохнула, удерживая воздух, пока не почувствовала боль в легких. Рука спящего Ральфа лежала не ее груди. Его тело согревало ее, и, казалось, не было большего счастья, чем лежать так в теплой постели с любимым мужчиной после сладкой, упоительной ночи.
Ее тело стонало и ныло в самых интимных местах, которые раньше никогда не давали о себе знать, воспоминания о страстных поцелуях Ральфа жгли кожу, но эта боль не шла ни в какое сравнение с той, что пронзала сердце стыдом и страхом, которые принес наступивший день. Не легко было освободиться от образов ночи.
Дороти вспомнила, как исступленно Ральф изучал ее изнывающее тело, как его губы и руки доводили ее до умопомрачения, как она начала отвечать на его ласки с такой же страстью и как, не в силах больше сдерживать себя, молила:
— Люби меня. Прошу, люби меня сильнее!
Сердце сжалось от стыда. Но картины минувшей ночи не давали покоя, появляясь перед глазами вновь и вновь.
Его тело изгибалось над ней, влажное и жаркое, и она слышала его голос, низкий и хриплый:
— Я хочу тебя, хочу!
Раздвинув ее бедра, он с усилием проник в пылающую глубину, заставив Дороти вскрикнуть от резкой боли. Она стала двигаться под ним, то прижимаясь к нему, то отстраняясь, все быстрее и быстрее, своими стонами подстегивая его, призывая его войти в нее глубже. И он слышал, понимал, ощущал, что хочет ее тело. Теперь он не остановился бы ни за что на свете.
Дороти изнемогала от приближения какого-то нового, неведомого ей наслаждения. Руки Ральфа гладили ее ягодицы, хриплые стоны вырывались из его груди. Он плавно двигался, проникая все глубже и глубже. Дороти почувствовала, как неизъяснимая радость, нарастая, понесла ее куда-то ввысь, и вдруг, достигнув своего пика, подбросила ее тело взрывом блаженства…
Дороти глубоко вздохнула и погладила его руку. Надо было набраться смелости и разбудить его, но ком подкатывал к горлу. Она высвободилась из-под его руки. Еще никто не проснулся, и Ральф должен вернуться к себе незамеченным. У них было мало времени.
После того как он овладел ею, и до того момента, как она заснула, они не сказали друг другу ни слова. Он молча гладил ее разметавшиеся по постели волосы, тихо целовал, убаюкивая. Дороти не помнила, как уснула.
Что он теперь думает о ней? Ей даже страшно было представить.
Она вспомнила, как просила его любить ее, но в том, что они сделали, не было любви, конечно, не было. Был только секс, потому что она, сама не осознавая этого, подала ему знаки, говорящие о ее готовности лечь с ним в постель, о ее страстном желании… А значит, она во всем виновата сама, и сама будет выкручиваться из этой ситуации. Любой мужчина возьмет то, что преподносят ему на тарелочке.
Теперь она поняла до конца, что испытывала ее мать, когда оказалась точно в таком же положении, в каком Дороти была сейчас. По-новому оценила она долю вины своего отца. Линда Нильсон отдалась мужчине, с которым не могла быть вместе, она не думала о последствиях и жила только редкими, тайными встречами со своим любовником. Может быть, Генри Маккларти и не был так виноват в том, что произошло. Он просто не устоял перед соблазном, когда ее мать предложила ему себя, точно так же, как она предложила себя Ральфу.
Она содрогнулась от этой мысли, и ей стало вдвойне стыдно. Неожиданно Ральф произнес:
— Замерзла, дорогая? Иди ко мне, я тебя согрею. — Его голос звучал довольно бодро, как будто он давно проснулся.
Дороти замерла.
— Нет, не нужно, — произнесла она глухо.
Она сделала над собой усилие, подавив желание прильнуть к нему. Больше всего сейчас ей хотелось продолжения того, что было ночью.
Дороти не знала, что нашло на нее, но неожиданно ее стали сотрясать рыдания, угрожая вырваться наружу и выдать эмоции, которые переполняли ее. Но разреветься у него на глазах было бы большой глупостью, потому что это никому не было нужно. Ральфа вряд ли интересовало, что творилось в душе у девушки, с которой у него был обычный секс, без примеси возвышенных чувств.
— Нам надо поговорить, — произнес он вдруг серьезным голосом. — Больше ничего. Даю тебе слово. — Он мягко, но настойчиво уложил ее обратно на подушки, накрыв одеялом ее замерзшие плечи.
Дороти готова была сквозь землю провалиться. Сейчас он, наверняка, попросит ее не говорить никому о том, что было между ними. Это было бы очень разумно. Он не захочет, чтобы кто-нибудь узнал, что богатый, всеми уважаемый бизнесмен, имеющий связи в самых высоких кругах, спал с убогой прислугой. Она бы очень хотела рассказать ему, что она является дочерью Генри Маккларти, но до разговора с отцом нужно было молчать. Может быть, и потом придется скрывать от всех свое истинное происхождение, если отец откажется признать ее своей дочерью.
Кроме того, Ральф возненавидит ее, узнав о том, что его друг и партнер, муж его обожаемой тети, изменил своей жене. Дороти не вынесет этого.
Она сжалась под одеялом, каждый мускул хрупкого тела напрягся, чтобы принять удар жестких слов, которые собирался произнести Ральф. Облокотившись на локоть, он внимательно разглядывал ее. Дороти отвернулась, не в силах вынести его взгляд.
Первые лучи солнца стали пробираться в комнату через небольшое окно. Пауза, которую сделал Ральф, свидетельствовала о том, что то, что он скажет, будет иметь чрезвычайную важность. Она сжала зубы. Она переживет это. Переживет, и вынесет урок на всю жизнь.
Стук ее сердца не мог заглушить его равномерного дыхания. Ей хотелось быть такой же спокойной и уверенной в себе, как и он.
— Мне скоро надо будет уйти, — произнес он мягко. — Грэйс встает рано, а я не хочу тебя скомпрометировать.
Губы Дороти задрожали, глаза наполнились слезами. Ральф оказался настоящим джентльменом. Он не обращался с ней грубо или презрительно, не обзывал, даже не просил о секретности, чтобы его гордость не была уязвлена. Он действительно думал о ней.
Длинные пальцы откинули прядь волос с ее щеки, затем коснулись ее подбородка, поворачивая ее голову так, чтобы большие зеленые глаза посмотрели на него.
— Ты была девственница, Дороти. Я должен сожалеть о том, что произошло, просить у тебя прощения, но при всем желании я не могу. Ты была такая… — Он остановился, подыскивая подходящее слово. Пальцы скользнули от ее подбородка вниз по шее. — Чувственная.
Его проницательный, серьезный взгляд, мужественные черты лица, прикосновение руки, — все это опьяняло Дороти. Он сказал, она была чувственная? Он же не будет обманывать ее? Зачем это надо?
Ей захотелось удержать его, обвить его шею руками и рассказать, как разрывается ее сердце от любви к нему. Она почувствовала тепло между бедрами, грудь заныла, прося ласки. Но тут он произнес слова, которые обдали Дороти холодом с ног до головы:
— Ты в первый раз занималась любовью. Я думаю, что ты вряд ли предохранялась.
Дороти раскрыла рот и уставилась прямо перед собой невидящими глазами. Ей даже не пришла в голову мысль об этом. Несмотря на то, что Кэтрин всегда говорила, что она совсем еще тепленькая и наивная, Дороти никогда не соглашалась с этим, считая себя вполне взрослой и разумной. Только сейчас она осознала, как ошибалась.
— Чтобы не забеременеть, — пояснил Ральф терпеливо, подумав, что она не поняла его.
Дороти отрицательно покачала головой. Стыд не давал ей произнести ни слова. Она содрогнулась, услышав, сколько сожаления было в его голосе, когда он добавил:
