1. И было лето. И был полдень
День выдался знойный, как и предупреждал акве Беструде. Нюх на погоду у него поразительный. Рубашка у Колори намокла от пота, но он старался не отставать от отца. Брюка — растение капризное, требующее ежедневного ухода. Отец работал вроде бы не торопясь: подпушивал мотыкой землю у корня, срезал слабые листья, спелую брюку аккуратно вынимал из гнезда, укладывал ее на междурядье, а в гнездо бросал два-три семени и присыпал землей. Но неспешные на первый взгляд движения отца были настолько размеренными и экономными, что Колори едва успевал относить к дороге спелую брюку и срезанные листья.
В полдень отец распрямил спину, посмотрел на солнце в зените и подмигнул сыну.
— Запарился?
— Немного, — честно признался Колори, смахивая пот с лица. Рубашку он давно снял и повесил сушиться на кол возле дороги.
— Пойдем, переберем листья.
Отец взял мотыку и направился к дороге. На его обветренном морщинистом лице не выступило ни капли испарины.
Перебирать листья после работы в поле было одно удовольствие. Они быстро разложили их на деревянные поддоны: свежие, сочные — на салат; подсохшие, срезанные у корня — на корм скоту; вялые, пожелтевшие — на зимнюю закваску. Когда они полностью рассортировали листья на три аккуратных стожка, на дороге показалась арба Пастролаги. Умел отец точно распределить работу, чтобы успеть к его приезду.
Пастролаги сидел на передке арбы и привычно причмокивал губами, подгоняя айреда. Толстый, неповоротливый айред тянул арбу с видом мученика, смотря на мир унылыми фасеточными глазами. Маленькие жвала беспрерывно двигались, ложнозубы, словно пальцами, месили густую, тягучую слюну, капающую и-зо рта.
Пастролаги спрыгнул с арбы, обменялся с отцом рукопожатием, а затем протянул руку и Колори. Как равному.
— Ты гляди, Нокуме, какой у тебя помощник! — сказал он. — Скоро отца по росту обгонит.
Колори за весну сильно вытянулся и был выше своих сверстников.
— А мой оболтус ничем не хочет заниматься, — в сердцах махнул рукой Пастролаги. — Работа отца ему не нравится. Шастает дни и ночи напролет по Деревне, как малолетка. Шалтай-болтай какой-то.
Нокуме улыбнулся.
— Ты себя вспомни, Пастролаги, — сказал он. — Где тебя только не носило в его годы?
Пастролаги смущенно хмыкнул. В молодости он перепробовал много работ, но ни на одной подолгу не задерживался. Побывал он и в Городе, затем исколесил полстраны, некоторое время отирался в поселениях аквов на Побережье, но нигде не смог найти себе дело по душе. И только к тридцати годам, когда юношеское убеждение о собственной исключительности несколько пообтерлось, он остепенился, вернулся в родную Деревню и сменил своего отца на работе возчика.
— Да ладно тебе, — отмахнулся Пастролаги, но на лице у него играла улыбка. Чтоб он ни говорил, а в глубине души был доволен тем, что сын пошел в него неусидчивостью и неугомонностью.
Колори подошел к айреду и почесал ему холку. Айред заурчал от удовольствия, вытягивая из панциря длинную шею. В его огромных фасеточных глазах отражались тысячи маленьких Колори.
— Кушать хочешь? — тихо спросил Колори.
Урчание усилилось. Теплокровное насекомое есть хотело всегда.
Колори протянул ему несколько желтых листьев. Ложнозубы бережно подхватили подношение, жвала мерно задвигались, перетирая пищу.
— Эй, сынок! — окликнул Пастролаги. — Не перекорми животное! Обленивеет, до Города не доеду.
Действительно, айред за раз мог съесть столько, сколько весил сам, но тогда дня три к нему можно было не подходить. Заставить двигаться сытое животное было невозможно.
Колори отошел от айреда и стал помогать взрослым. Втроем они загрузили арбу спелой брюкой, а наверх втащили поддон с листьями для салата. Листья прикрыли мешковиной, чтобы не привяли по дороге в Город.
— Перекусим? — предложил отец. Обед с Пастролаги после загрузки арбы был чем-то вроде ритуала.
Они сели на обочине, нарезали ломтями спелую брюку и принялись есть, заворачивая ломти в листья и запивая соком незрелой брюки. В детстве Колори измучил мать вопросами: «А почему в зеленой брюке сок, а в спелой творог? А вяленая брюка, как мясо?» Мать отвечала: «Сок — потому, что брюка зеленая. Творог — потому, что спелая. А похожа на мясо — потому, что вяленая.» А как еще можно ответить на такие вопросы?
— Слушай, Колори, — неожиданно сказал Пастролаги, — зайди вечерком к Малькаве и попроси, чтобы он сшил тебе новые штаны.
— Зачем? — удивился Колори, оглядывая свои, с многочисленными кармашками. — Эти еще хороши.
— Сделай человеку приятное, — поддержал Пастролаги отец. — А то он, как пошил весной Данути свадебное платье, так и сидит теперь без дела. Больно смотреть, как человек мается.
— Ладно, — нехотя согласился Колори, хотя знал, что Малькаве никогда не пошьет лучше, чем в Городе. Но что поделаешь, если на работу в Городе Малькаве не прошел по конкурсу, а страсть к шитью одежды у него осталась.
— Когда обратно? — спросил отец у Пастролаге.
— Как всегда.
— Поезжай этой же дорогой. Я почищу поле от старых листьев — к твоему возвращению на арбу наберется. Будем загружать бродильный чан.
— А не рано?
— Самое время. Лето в разгаре.
Пастролаги согласно кивнул, затем встал, пожал на прощание руки Нокуме и Колори, взобрался на арбу и прицокнул языком. Айред посмотрел на Колори грустным взглядом, утробно уркнул и неспешно тронулся в путь.
— Отдыхай, сынок, — проговорил отец, провожая арбу взглядом. — Сходи на речку, искупайся.
— А ты?
— А я еще поработаю, — усмехнулся отец. — Иди-иди, на твой век работы хватит.
— Спасибо, — поблагодарил Колори. Он снял с кола рубашку и пошел через поле, между обработанными рядами брюки. В конце поля он оглянулся. Отец стоял, оперевшись о мотыку, и смотрел ему вслед. Колори помахал рукой, но отец не ответил. Солнце слепило ему глаза.
Во рву, окружавшем поле, черным хитиновым бисером блестели спящие стреши. Ночью они чистили брюку от личинок бабочки-брюковницы, поскольку заговор Огородника, отпугивавший от поля всех насекомых и грызунов, на брюковницу не действовал. За оказываемую стрешами помощь отец на зиму сооружал им теплую землянку, выстилая ее сухим мхом. В землянке стреши впадали в спячку, чтобы по весне проснуться и дать новое потомство.
Осторожно, чтобы в ров не осыпалась земля и не потревожила сон стрешей, Колори перепрыгнул ров и вошел в лес. Предверие леса кишело насекомыми, привлеченными ароматом брюкового поля, но заговор Огородника не пускал их за ров. Прыжок Колори вспугнул мурашкоеда, лакомившегося насекомыми, и всполошенное животное с визгом бросилось прочь.
Колори наловил скакунцов, завязал их в платок и побыстрее углубился в лес, так как штаны по колено облепили полчища кусучих козяк. Выйдя на тропинку, он выломал ветку и сбил ею козяк, которые
