— Это я понял. В комнате не курят. А не понял я, что такое «ауфлемэ»?
— На йорокском языке это означает «хозяин дома», — снисходительно объяснил он с таким апломбом, будто я этот язык должен знать с пеленок, а русский на самом деле был для меня иностранным. — Пока будете знакомиться с договором, я, с вашего разрешения, покурю на балконе. Можно?
Мельком проглядывая текст, я кивнул.
— Кстати, в «дипломате» находятся деньги, можете пересчитать, — сказал он, скрывшись за шторой и открывая дверь на балкон.
Договор, естественно, меня заведомо «не устроил».
Я знал тысячу и один более простой способ получения денег, поэтому горбатиться ни на кого не собирался. Отложив договор в сторону, развернул «дипломат» замком к себе, машинально набрал код «8641», щелкнул замком… И только тогда сообразил, какую совершил глупость.
— Какой код на замке? — громко спросил повернувшись в сторону балкона.
Ремишевский не ответил. Курил, вероятно, облокотившись о перила, и меня не слышал. Тогда я встал, подошел к балконной двери, отдернул штору и повторил вопрос:
— А какой код…
Но закончить не смог. Слова застряли в горле. На балконе никого не было.
Первая мысль была сумасбродной — сиганул с балкона, что ли, решив покончить с жизнью почему-то именно из моей квартиры?
Перевесившись через перила, я посмотрел вниз. С высоты шестого этажа газон у дома выглядел небольшим зеленым прямоугольником, и распростертое тело на нем отсутствовало. Да и в честь чего Ремишевскому сводить счеты с жизнью, тем более с балкона моей квартиры? Не производил он впечатление ни отчаявшегося, ни затравленного человека. Самоубийцы костюмами от «Carden» не хвастаются…
Балкон подо мной был пуст. К тому же Ремишевский не успел бы на него спуститься — слишком быстро я вышел следом.
Я глянул вверх. До ската крыши было метров пять, и взобраться туда по гладкой стене с впрессованной в нее еще на домостроительном комбинате глазурованной керамической плиткой никто бы не смог. Даже ниндзя. Уж я-то знаю… Разве что заранее спустить с крыши трос. Но если так — то зачем?
И тут меня осенило. Когда Ремишевский выходил на балкон, я сидел к нему спиной. Вполне возможно, он сделал вид, что выходит, а сам принялся шарить по квартире. Что нужно человеку, в «дипломате» которого находятся шестьсот тысяч рублей, в «простенькой, но со вкусом» однокомнатной квартире безработного, я представить не мог и на всякий случай обследовал кухню, ванную и туалетную. Ремишевского нигде не было. Как корова языком слизнула. Летающая такая корова… Пролетала мимо дома направлением из Бердичева в Жмеринку, видит, стоит на балконе хмырь в «Carden», курит «Chesterfield», ну она его и…
Через входную дверь Ремишевский тоже выйти не мог. Замок у меня не то чтобы сложный, наоборот, старый, простенький, но разболтанный, а потому привередливый. И секрет обхождения с ним знаю только я.
На всякий случай я еще раз выглянул на балкон. С тем же результатом. Быть может, он умеет левитировать и парит сейчас, как горный орел с сигаретой в клюве, где-нибудь над крышей… В конце концов, не мне же одному обладать уникальными способностями. Одно непонятно: мне-то он зачем левитацию демонстрирует? Мои способности не выходят за рамки реалистических объяснений, а левитация — это уже из области метафизики.
Вернувшись в комнату, я сел у журнального столика и открыл «дипломат». Посмотрим, что в «багаже» у левитирующего человека…
Одиннадцать пачек (одна неполная) пятисотрублевок в банковских упаковках, расписка в получении мною главного приза викторины «Кому повезет?» за вычетом налога (понятно, почему пачек одиннадцать, а не двенадцать, и одна неполная), а также непонятный прибор, похожий на радиотелефон, поскольку для сотового габариты великоваты. Вверху на лицевой стороне располагалось большое окошко, а ниже — масса кнопочек, в том числе и с русским алфавитом. Мини-компьютер, что ли?
Я взял прибор в руки, повертел. Сбоку красовалась надпись: «Идентификатор имени». Черт, а это еще что такое?
Внимательно рассмотрев лицевую панель, я нашел кнопку «вкл./выкл.» и нажал. Окошко осветилось зеленоватым светом, и на нем появилась черная надпись:
«Наберите на клавиатуре полные Ф. И. О. идентифицируемого».
Я подумал и, не будь дураком, набрал Ф. И. О. своего соседа по лестничной площадке: «Моргачев Николай Александрович», — затем нажал на «ввод».
«Приложите большой палец правой руки к левому краю окошка», — появилась надпись.
Немного подумав, я приложил, хотя для чистоты эксперимента следовало сходить за пальцем соседа. Будем считать, что провожу установочный эксперимент.
Экран замигал, и спустя пару секунд на нем высветилось:
«Сведения о личности в базе данных отсутствуют». Гм, любопытно. А на меня в базе данных есть сведения?
Решившись, я набрал «Новиков Артем Владимирович», нажал на «ввод» и приложил палец.
Экран снова замигал, и вдруг на нем высветилась тревожно пульсирующая красная надпись:
«Еггог!»
Это было настолько неожиданно, что я невольно отпрянул. Следовало понимать, что данные на меня, в отличие от данных на соседа, имелись, но данные сбойные. Интересный коленкор получается…
— Так как, будем заключать договор? — услышал я из-за спины и стремительно повернулся.
Появление заместителя директора филиала банка «Абсолют» из-за шторы произвело на меня гораздо большее впечатление, чем его исчезновение. Но и справился я с изумлением гораздо быстрее. Почти мгновенно. А чему тут, собственно, изумляться? Ну, полетал человек на свежем воздухе, полевитировал в свое удовольствие… И вернулся. Никому ведь не возбраняется…
Больше всего мне сейчас хотелось не просто взять гостя за шиворот и вышвырнуть вон, а дать ему в морду. Капитан-наставник литерного спецподразделения «Аз» (где я полгода стажировался, но затем был отчислен как не прошедший тест на психологическую совместимость) с завистью говорил, что моя мышечная реакция сравнима со скоростью двадцать пятого кадра,[1] однако затевать драку с Ремишевским я не стал. Благоразумно сдержался. Человек, сумевший лихо проскользнуть мимо меня в квартиру, видимо, тоже обладал завидной реакцией. А если учесть и его «левитационные» способности…
— Как полетали? — желчно спросил я, игнорируя вопрос. Все-таки остатки смятения во мне еще остались.
— Не понял? — искренне удивился Ремишевский, но к столику на всякий случай подходить не стал. Правильно сделал. Не ровен час, я бы не сдержался.
— «Полетали» на наркоманском языке означает «покурили», — мстительно уел его я, наконец полностью взяв себя в руки.
— Да? — удивился Ремишевский. — Я думал, табак в Европу завезли из Америки, а оказывается, маркоманны[2] курили еще две тысячи лет назад…
Я не стал комментировать игру слов и отвернулся. Что-то слишком много знал Ремишевский для заместителя директора банка. Такие люди обычно ничем, кроме финансов, не интересуются. Тем более древней историей.
— Как понимаю, договор мы заключат не будем, — сказал он, наконец-то подходя к столику.
— Правильно поняли.
— Тогда извольте расписаться в получении выигрыша, — он положил передо мной расписку, затем принялся выкладывать на столик пачки денег. — О, я вижу, вы моим прибором баловались. — Ремишевский глянул в окошко, и, как мне показалось, в глазах его промелькнула тень разочарования. — Опытный образец, барахлит… — то ли пожаловался, толи извинился он, выключил прибор и положил его в «дипломат».
И тут я впервые подумал, что это за «идентификатор имени», в который нужно вводить фамилию, имя и отчество идентифицируемого? Это ж какое еще имя он определяет? Бред…
Возвращая расписку с моей подписью, я попытался заглянуть в глаза Ремишевскому, но он на меня не
